Тесса Рэдли - Секрет моей души
Улыбающийся Смиз стоял рядом, слезы струились по его морщинистым щекам, в то время как Брэнд внимательно осматривал дом, который не видел несколько лет.
Дом изменился. Белые стены уступили темным оттенкам, которые стали замечательным фоном для картины Кандинского — они с Клеа приобрели ее на аукционе месяц спустя после покупки этого дома. Огромный корабельный сундук, когда-то стоявший у стены, заменил ореховый сервант.
А чему он удивляется? Клеа изменилась до неузнаваемости — новый мужчина, беременность, новая жизнь, — так какого черта дом должен был остаться без изменений?
Брэнд быстро поднялся по покрытой ковром лестнице и, дойдя до конца коридора, с одной стороны которого были арочные окна, зашел в главную спальню.
Занавески были новые — цветочный орнамент, который добавил света и нотку зелени к роскошному богатству обоев цвета слоновой кости. Его взгляд двинулся дальше в поисках знакомых признаков повседневной жизни Клеа. Кроме вазы с высокими белыми цветами и флаконов с духами на туалетном столике, не было никаких женских штучек.
Едва уловимые нотки жасмина витали в воздухе.
Послеполуденное солнце пробивалось сквозь ветви каштана, росшего за окном, играя бликами на нетронутом покрывале. Великолепная кровать из красного дерева, которую они с Клеа выбирали вместе, после того как весело провели День святого Валентина, все еще наполняла комнату уютом и контрастировала с белоснежным постельным бельем.
Он занимался любовью со своей женой на этой кровати столько раз, что потерял счет. Здесь они делили мечты. Обещания. И страсть…
Ворсистый ковер заглушал шаги. Брэнд остановился перед большими окнами и смотрел сквозь ветви каштана через двор на серебристые березы. Вечернее солнце чуть грело лицо. Ничего общего со знойной пустыней Ближнего Востока.
Внезапно он вспомнил тот острый момент в кабинете Клеа, жар ее языка, когда он коснулся ее губы… Боже, он был готов идти до конца, не останавливаться, прижать ее к себе в крепком объятии…
Но он слишком разозлился. Здесь, в этой спальне, где они провели столько счастливых часов, все могло бы быть по-другому.
Это был их дом. А Клеа — его жена, не вдова.
Положив руки на широкий белый подоконник, Брэнд наклонился и вдохнул аромат жасмина и гардении, доносившийся из сада.
Картина из прошлого возникла у него перед глазами. Одна из тех, что придавали ему сил в самые мрачные дни, укрепляя желание вернуться к Клеа, но сейчас приносящая только невыносимую боль.
* * *…Первый раз, когда они обсуждали тему детей, был прекрасный летний день — такой, который может быть только в Нью-Йорке. Клеа собрала корзинку для пикника, и они отправились в Центральный парк.
— Четыре мальчика, — заявила она, откинувшись назад на локти на свежескошенной траве, после того как стряхнула последние крошки вкусного яблочного пирога с губ…
— Что? — Шок, который Брэнд ощутил от ее заявления, заставил его переключить внимание с ее губ на глаза. Он надеялся найти там подтверждение того, что она шутит. Она не шутила. Брэнд повторил: — Четыре мальчика?
— Или пять. Все мальчики. Я хочу большую семью.
— Пять мальчиков? — фыркнул он. — Это дело отнюдь не из легких.
Ему ли не знать! У него было три брата, и он знал: Клеа ему завидовала.
— Мне все равно, — сказала она, ее губы растянулись в улыбке. — Мне не нравилось, что я была единственным ребенком в семье. Ты счастливчик! Я бы хотела, чтобы у меня были братья или сестры.
— Можешь забирать моих в любое время.
— Хорошо, ловлю тебя на слове. Жаль, что твои братья живут так далеко — я бы хотела чаще встречаться, быть семьей.
Двое его братьев все еще жили в Новой Зеландии, а младший был в Лондоне.
— Ты не отвертишься. Пятеро детей. Минимум. Он отодвинулся от грубой коры дуба и упал на траву рядом с ней.
— Рад услужить, но тогда нам лучше поторопиться — пять мальчиков потребуют некоторой работы. — И он поцеловал ее приоткрытые губы.
На этом разговоры о детях на некоторое время прекратились…
* * *Теперь, облокотившись на подоконник в их спальне, Брэнд смотрел на слезливые ветви берез в конце двора, едва замечая, насколько они выросли за время его отсутствия.
И вот Клеа беременна. Но не от него! Это не их мечту она воплотила. Это была новая мечта Клеа — часть ее будущей жизни с Холл-Льюисом.
Впрочем, их брак с Клеа еще не окончен.
Дыхание Брэнда с шумом вырвалось из груди, когда он выпрямился. Серебристые листья берез дрожали от летнего ветерка.
Развода не будет! Может, он и не отец ребенка, но, несмотря ни на что, Клеа все еще его жена. И в радости, и в горе.
Не невеста Холл-Льюиса.
Может, это и не та семья, которую они планировали, но ребенок уже был. Ребенок от другого мужчины. Брэнд сунул руки в карманы джинсов. Он смирится. Это гораздо проще, чем возможность жить без Клеа.
Приняв такое решение, Брэнд ощутил, как чудовищное напряжение внутри его начало слабеть.
Он не позволит Холл-Льюису отнять у него Клеа! Брэнд вернулся домой, чтобы остаться.
Клеа вошла в погруженный в полумрак дом.
Канделябры отбрасывали слабые тени в углах прихожей, и ее каблуки застучали по темным деревянным доскам, когда она подошла к покрытой ковром лестнице.
Кертис уже, наверное, выключил верхний свет, оставив лишь приглушенный свет лампы на серванте, чтобы осветить ей путь.
В конце коридора виднелась слегка приоткрытая дверь в спальню. Клеа знала, что кровать уже заправлена. Широко распахнув дверь, Клеа направилась к неясному силуэту кровати и присела на ее край.
Выскользнув из туфель на высоком каблуке, она наклонилась и включила светильник.
Встав, Клеа расстегнула молнию на черном платье и стянула бретельки с плеч.
— Стриптиз — не совсем то, что я подразумевал, но пусть это тебя не останавливает.
Клеа обернулась, прижимая лиф платья к груди, и уставилась на мужчину, лежащего в большой кровати, скрестив руки за головой.
— У меня чуть сердечный приступ не случился. Что ты здесь делаешь? — спросила она, ее сердце все еще колотилось от страха. — В моем доме?
— Жду тебя.
— Ты без одежды!
Его рот скривился.
— Ты забыла — я всегда сплю голый.
Клеа вспыхнула. Она видела Брэнда голым миллион раз. Они занимались любовью. Страстной любовью. Так почему же всего одно слово сейчас заставляет ее трястись, как девственницу?
Брэнд улыбался, словно кот, наевшийся сметаны, и эта улыбка натолкнула Клеа на мысль: он знает, что слово «голый» ее смутило. Несомненно, он произнес его специально, чтобы вызвать именно такую реакцию.