А я заставлю! (СИ) - Савицкая Элла

Бегом преодолев последний пролет, замечаю забившегося в углу кота.

— Миленький, вот ты где.

Рыжий, откормленный, он жадно смотрит на пачку в моих руках, но выглядит при этом очень воинственно. Шипит и ощетинивается.

Ух-ты какой, страшный.

— Смотри, что у меня есть. Иди ко мне, я угощу тебя вкусняшкой.

Отрываю уголок от упаковки и протягиваю руку, чтобы дать ему понюхать.

Кот, издав устрашающий рычащий звук, вдруг бьет меня лапой по руке, да так, что вспарывает кожу.

— Ай, плохой мальчик, — отдернув руку, рассматриваю пару огромных царапин. Вот жопка пушистая, — Будешь так себя вести останешься без обеда, понял⁈

Но кот, видимо не понял, потому что вздыбился и кажется если я подойду еще раз, выцарапает мне глаза.

Ну и что теперь делать? Звать Инну Леонидовну разве что, чтобы сама его забрала. На неё-то он не набросится.

Только, что если я уйду, а он сбежит?

Чёрт!

— Нашёлся, — звучит внезапно за моей спиной.

Обернувшись, замечаю, стоящего на ступенях Льва.

— Бешеный что ли? — с брезгливостью оглядывает кота.

— Испуганный. Хотела его взять, а он вот что сделал, — протягиваю руку, демонстрируя кровяные полоски. Пекут страшно. — Позови пожалуйста Инну Леонидовну, пусть она его заберет.

— Делать нечего, туда-сюда ходить. Иди сюда, чудовище, — подойдя к коту, Лев ловко хватает его за загривок и поднимает в воздух.

— Ой, ему же больно.

Кот, подтверждая мои слова, начинает громко орать и выкручиваться. Мотать лапами из стороны в сторону и изворачиваться, как змея.

Лев, игнорируя его вой, быстро спускается вниз по ступеням, но Изюм оказывается не из слабых. Парой выкрутасов ему удается каким-то образом вывернуться и сигануть на пол.

— Сбежит, — взвизгнув, бегу следом вниз, уже представляя как мы его будем ловить до первого этажа.

Но Льву похоже надоела вся эта возня, потому что выматерившись, он в два шага догоняет животное и снова хватает его за загривок.

— Ах ты ж скотина, охамел совсем, — рявкает, когда кот когтями вонзается ему в руку.

За несколько секунд спускает его на этаж и броском забрасывает в квартиру. Прижав уши, Изюм уматывает к охающей Инне Леонидовне.

— Ой, миленький мой, испугался, — зацеловывая его тушку, она со слезами смотрит на нас, — спасибо вам большое, спасибо.

Оставив на тумбочке у входа открытую пачку с едой, возвращаюсь в квартиру. Лев уже на кухне, достал аптечку и наливает на ватку перекись.

— Стой, — ловлю его за руку, когда он уже почти подносит ее к ранам. — Печь будет. Погоди секунду.

Приношу из спальни собственный скромный мини склад медицинских припасов и нахожу хлоргексидин.

Пока смачиваю им вату, Лев наливает себе бурбон и делает несколько глотков. Выглядит злым и раздраженным. Похоже, контакт с соседями не приносит ему удовольствия от слова совсем.

— Дай руку, — когда он опирается бедрами на кухонный гарнитур беру его руку в свою, — это не будет печь.

Осторожно прижимаю вату к ране и медленно ее обеззараживаю.

Стараюсь аккуратно, потому что порезы оказываются довольно глубокими.

— Спасибо тебе, — поднимаю на него взгляд.

Лев, сощурив глаза, тяжело смотрит на меня.

— За что?

— За то, что не ушел, — ловлю себя на том, что рассматриваю его лицо.

Взгляд самовольно скользит по четко очерченной линии челюсти, выступающим скулам к твердо сжатым губам. Зависаю на них дольше, чем положено, а потом спохватившись, резко отвожу взгляд обратно на рану.

Что делаю вообще?

Сердце хаотично выстукивает в грудной клетке, пока я чувствуя жар на лице, сосредоточенно обрабатываю царапины. Придерживая жилистую руку, стараюсь не обращать внимания на то, как от соприкосновения с мужской кожей меня бьет током. Снова и снова, секунда за секундой.

Пристальный взгляд нагревает мою кожу и кипятит внутренности. Я чувствую, как он смотрит на меня и едва стою. Пальцы начинают мелко подрагивать от неописуемых нарастающих ощущений.

— Всё, — рывком отстраняюсь, не в силах выдерживать этой пытки, и уже собираюсь развернуться, как Лев внезапно хватает меня за руку. Оборачиваюсь, встречаясь с его темным взглядом. — Что ты…

Но не успеваю договорить, как он вдруг обрушивается на мои губы. Сминает их своими и уже в следующее мгновение проникает в рот языком.

Меня пронзает высоковольтным током. Каждая клеточка воспламеняется от протеста, шока, и восторга одновременно. Меня как будто над полом подбрасывает от силы ощущений.

Но не проходит и мгновения, как Лев также внезапно отстраняется. Я пошатываюсь, полностью растерянная, а он словно проникает мне под кожу потемневшим взглядом. Травит своей темно-серой ртутью, плавит.

Всматривается в лицо, а я не сказать ничего не могу, не ударить его. Потому что внутри испытываю нерациональное разочарование от того, что он отстранился. Сама себе удивляясь, опускаю взгляд на его губы и уже через секунду снова оказываюсь в оковах жесткого плена.

Лев сгребает меня руками, одну положив на затылок, а второй обхватив за талию. Впечатывает в себя мое полностью потерянное в пространстве тело, и целует.

Жадно, горячо.

А я отвечаю, сама себе не в состоянии объяснить почему. Оплетаю его шею руками и привстав на носочках, целую в ответ. Наши языки сталкиваются, его колючая щетина царапает мою кожу, но от этого восторг становится только сильнее.

Чувствую, как ступни отрываются от пола, а спустя миг попа моя оказывается на столе.

Сильные руки сдавливают мою талию, вызывая рой мурашек, поднимают кофточку.

У меня кружится голова и внизу живота становится невыносимо горячо.

Подставляя шею под яростные поцелуи, чувствую, как мир уплывает. Его жгучие прикосновения жалят, приносят легкую боль. Ощущение, будто Лев срывается на мне за что-то. Или он всегда такой, я не понимаю.

Ожесточенно дернув меня на себя, он буквально врезает меня в его каменный пах и тянется к пуговке на моих джинсах.

Его прерывистое учащенное дыхание решетит мою шею, а я понимаю, что меня пугает такой напор.

Уперевшись в стальную грудь ладонью, пытаюсь увернуться.

— Стой, остановись, — отрываю его руки от своих штанов.

Лев отстраняется, растирая меня в пыль поплывшим напряженным взглядом.

— Что?

— Вот так… — обхватываю себя руками, спрыгивая со стола, — я не хочу вот так.

Разворачиваюсь и ухожу к себе. Щеки горят, возбуждение заставляет пульсировать каждую клеточку. Но меня не покидает стойкое ощущение, что меня целовали не потому, что искренне этого хотели. А потому, что пытались за что-то наказать.

14. Утро в сосновом бору

— Земля вызывает Вольского, — Назаров щелкает перед моим лицом пальцами, — Ты вообще слышал, что я предложил?

— Нет, — говорю, как есть, потому что реально за последние минут пять мое внимание уплыло в другую сторону, в ту, которую уплывает весь сегодняшний день.

— Я так и понял. Говорю, как на счёт посидеть где-то вечером? Девочек пригласим, расслабимся.

Девочек? Прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Девочку хочу, но не одну из тех, о которых говорит Стас.

А одну конкретную, которая вчера сбежала, оставив меня с каменным стояком. И ощущением неправильности. Отвратительным ощущением.

Не помню, когда мне в последний раз говорили, что не хотят. Точнее помню, Марго в последние месяцы нашего брака частенько пользовалась этими словами, когда я посягал на супружеский долг и имел наглость оторвать её от вездесущего гаджета, его величества телефона, который проводил с ней больше времени, чем я. А точнее от подписчиков, ставших намного важнее нашей семейной жизни после того, как она ударилась с головой в блогерство.

И вот опять это — НЕ ХОЧУ. С одной существенной разницей — ВОТ ТАК НЕ ХОЧУ.

Тушканчик словно почувствовала моё вчерашнее настроение. Я её натурально придушить хотел. По двум причинам. Первая — это то, что с её появлением мой дом стал проходным двором, а вторая — это то, что несмотря на это, меня всё равно к ней тянет. Я пару дней честно пытался с ней не пересекаться, надеясь, что это идиотское наваждение пройдёт, да только где там? Ни черта не прошло. Как хотел её, так до сих пор яйца сводит, только теперь еще сильнее после того, как вчера дорвался до её губ и тела.