Фрида Митчелл - Добрая фея
— Смехотворным? — недовольно перебил ее хозяин дома. — Не вижу для этого никаких оснований. Впрочем, оставим пока эту тему! Позвольте объяснить вам, почему столь важно, чтобы вы отужинали сегодня со мной, и вообще насколько необходимо нам сразу же задать правильный тон всем нашим отношениям. Моя теща должна усвоить, что за Доминико отныне отвечаете только вы. И отчитываетесь исключительно передо мной за все свои действия. Иного я не приемлю! Бриджит — сильная личность, оказывающая на прислугу чересчур большое влияние. От нее целиком зависит мать Сильвии, работающая у нее, сама же девушка слишком застенчива и слаба по своей натуре, чтобы внушать к себе уважение. Вы англичанка и для моей тещи темная лошадка. Это очень хорошо!
Он расплылся в улыбке. Хилари не очень понравилась данная ей характеристика, но она промолчала.
— Нам следует сразу же дать всем понять, что ваше положение в моем доме разительно отличается от роли Сильвии, — выразительно добавил Генри.
Здесь он хватил через край, и Хилари не стерпела:
— Уж не хотите ли вы продемонстрировать своей теще, что намерены придать нашим отношениям особый характер, выходящий за рамки отношений работодатель — работник? — звенящим голосом поинтересовалась она. — Я хотела бы услышать четкий ответ.
— Безусловно, именно это и входит в мои намерения, — Генри осклабился, став, как показалось Хилари, похожим на блудливого кобеля. — Я хочу, чтобы Бриджит видела в вас моего верного друга! Это чрезвычайно важно! Ей нужно понять, что вы пользуетесь моим полным доверием и в мое отсутствие становитесь главной фигурой в этом доме. Вы согласны?
Разговоры о верных друзьях и добрых подругах были Хилари слишком хорошо знакомы. Ох уж эти славные, чуткие создания! Макс уверял ее, что Мьюриел всего лишь близкий друг, пока не понял, что врать бессмысленно. И Генри Трент такой же.
— Даже не думайте об этом! — отрезала Хилари.
— Что? — опешил собеседник.
Хилари вскочила и взглянула на него, сидящего, с высоты всего своего роста. Вне всякого сомнения, противник дрогнул!
— Забудьте об этом! — Она гневно сверкнула глазами. — Я не желаю быть пешкой в ваших интрижках, мистер Трент! И первым же рейсом улетаю домой!
Она с ледяным хладнокровием поставила бокал с розоватой бурдой на столик.
— Мистер Трент? — Генри встал с кресла, лицо его ровным счетом ничего не выражало, а голос был ужасающе спокойным. — Разве мы с вами не договорились обращаться друг к другу по имени?
У Хилари руки чесались хорошенько двинуть ему по физиономии. Еще одно слово — и он точно схлопочет! Обдав Генри презрением, она повернулась к нему спиной, намереваясь уйти. И в этот момент он схватил ее за локоть, воскликнув:
— Минуточку, черт бы вас побрал!
Рука Хилари непроизвольно описала в воздухе дугу и соприкоснулась ладонью со смуглой от загара физиономией Генри. Звук смачной пощечины отозвался гулким эхом в напряженной тишине просторной комнаты.
На мгновение оба застыли, и в глубине сознания Хилари прозвучал тонюсенький голосок: он заслужил это, поделом ему! Именно этот внутренний голос заглушал охвативший ее страх, когда она ушла из дому, узнав об измене Макса. Тогда, как и сейчас, внутренний голос уверял Хилари, что только пощечина может привести в чувство зарвавшегося себялюбца.
Лицо Генри, однако, не свидетельствовало о том, что он воспринял урок. Скорее он был взбешен ее поступком. Вал ярости и праведного гнева отхлынул из сердца Хилари, уступив место всепоглощающему страху. Колени ее задрожали, и она пошатнулась, едва не упав.
— Сядьте! — рявкнул Генри, точно собачонке.
Однако у Хилари сейчас не было сил возмутиться. Она повиновалась, приготовившись к тому, что Генри начнет резать ее языком на части, мстя за оплеуху, следы которой четко выступили на его щеке. Боже, что она наделала!
— Не желаете ли объяснить свой поступок? — ледяным тоном осведомился он.
У Хилари душа ушла в пятки, но она упрямо вздернула подбородок, однако, встретившись с тяжелым взглядом Генри, побледнела и почувствовала тошноту.
— Я приехала сюда не для того, чтобы заводить с вами роман! — дрожащим голоском через силу пролепетала она, едва не плача.
— Не лучше ли вам было подождать, пока я сделаю первый шаг?
— Но ведь вы… разве вы не говорили…
— Что именно? Я сказал только то, что намерен заставить свою тещу и всех домочадцев уважать вас как мое доверенное лицо, — холодно заметил Генри. — Во всяком случае, именно так я выразился. А какой смысл вы придали моим словам?
— Вам не хуже, чем мне известно, на что вы намекали! И вообще до этого вы позволили себе… — Хилари замолчала, отчаявшись выразить свои чувства столь же ясно и твердо, как он.
— Ранее я совершил ошибку, — холодно обронил Генри, и от его тона Хилари почувствовала себя вздорной самодуркой, — но полагал, что мы оба это поняли без выяснения отношений. Однако теперь, когда вы сами подняли эту проблему, я отважусь отметить, что вы тоже, если можно так выразиться, довольно-таки далеко зашли в своем заблуждении.
Хилари вынуждена была признать, что он прав. Щеки ее стали пунцовыми.
— Хочу также отметить, что никогда не пользовался своим положением или богатством, чтобы вовлечь женщину в интимные отношения вопреки ее желанию. Надеюсь, что я выразился достаточно ясно на этот раз, — ледяным тоном закончил он.
Генри явно был разъярен, однако сохранял внешнюю невозмутимость.
— Так вы все поняли? — угрюмо переспросил он.
— Я… Мне показалось… — Она запнулась под его негодующим взглядом.
— Понимаю, что вам показалось, но хочу еще раз подчеркнуть, что не страдаю от недостатка общения с дамами настолько, чтобы опуститься до заключения с кем-то особого контракта!
— Разумеется, — жалобно проскулила Хилари, — я все понимаю. Вы совсем не такой…
Наступившая за этим пауза несколько затянулась.
— Он вас здорово обидел, ваш бывший муж. Не так ли? — участливо спросил вдруг смягчившийся Генри.
— Я не хочу говорить об этом человеке!
— Вот и прекрасно! Так или иначе, — тихо сказал он, — такие раны затягиваются не сразу, а мучительно медленно.
Хилари машинально кивнула, уставившись на сжатые на коленях кулаки. Нет, подумала она, Генри Трент никогда не узнает, что не подлый обман Макса оставил на моем сердце самый болезненный рубец, а смерть преждевременно родившейся дочери, прожившей всего несколько минут. Перед глазами Хилари отчетливо возникло крохотное личико родного человечка.
— Надеюсь, что мы с вами все выяснили, Хилари!
Она вздрогнула, возвращаясь из родильной палаты в действительность. Будничный голос Генри заглушил нестерпимую душевную боль. Хилари не верилось, что он с такой легкостью прощает абсолютно непростительный грех — пощечину. Она ожидала озлобления и немедленного увольнения.
— Будем и дальше обмениваться ударами? — насмешливо спросил он, по-своему истолковав ее молчание.
— Разумеется нет! — едва слышно, к своему ужасу и стыду, произнесла Хилари. О, не так следовало бы с ним разговаривать! Какая же я размазня и трусиха!
— Я тоже так считаю, — серьезно сказал Генри с придыханием.
Как ему удается придавать голосу такой необыкновенный оттенок? Нет, все равно я не поддамся его обаянию, я надежно защищена иммунитетом против мужских фокусов — прививку сделал опытный врач.
— А теперь предлагаю отдать должное изумительному блюду, приготовленному Николь, — как ни в чем не бывало предложил Генри. — Но после ужина я буду вынужден вас покинуть: у меня свидание в городе.
Свидание в городе… Разумеется, с женщиной! Естественно, с женщиной, ради нее он и нарядился! Хилари почувствовала себя опозоренной. Только сумасшедшей могло прийти в голову, что Генри Трент заинтересуется собственной гувернанткой! Боже, ну почему Ты не вразумил бедную Хилари, прежде чем я ввязалась в бой с этим человеком? Почему не остудил мой пыл, когда Генри хотел по-дружески поцеловать меня в носик? Разве не ясно, что в объятия Генри Трента готовы броситься десятки — нет, тысячи — прекрасных, свободных, юных женщин, не обремененных тягостным прошлым и разводом с неверным мужем? И Бог им в помощь! Не мне их осуждать!
Хилари вдруг почувствовала себя древней старухой, остатки духа покинули ее.
— Не желаете ли еще коктейль? — проникновенно спросил Генри.
— С удовольствием!
Она как можно непринужденнее улыбнулась, из последних сил превозмогая унижение и стыд. Это послужит мне прекрасным уроком на будущее, подумала Хилари, чувствуя, как обдает ее изнутри жаром. Если я и впредь буду столь же безрассудна, то со временем превращусь в одинокую затравленную согбенную старушку. Вот тогда можно будет с полным на то правом утверждать, что Макс разбил мне жизнь. Нет, этого нельзя допустить! Макс остался в прошлом, в отличие от крохотной Айрин: малютка навсегда поселилась в моем сердце. Но тем не менее мне нужно идти вперед по жизненному пути и постараться преуспеть.
