Энн Мэтер - Опасные чары
— Вы правы, — удовлетворенно кивнул Мануэль. — Из окон я могу смотреть в парк, а также видеть почти весь Лондон.
«Лебанон-корт» принадлежал к тем роскошным новым строениям, которые возвышались среди собственных зеленых насаждений, фонтанов и скульптур, с помпезными подъездами, не уступающими первоклассным гостиницам. Швейцар в форме преграждал путь любым нежелательным элементам и пропускал только тех, кого знал или кто мог удостоверить свою личность.
— Довольно шикарно, — заметила Джули, когда лифт бесшумно вознес их на самый верхний этаж, где располагались апартаменты Мануэля. — Как приятно быть богатым!
Мануэль улыбнулся, понимая, что Джули поддразнивает его, но она не могла сдержать искреннего восторга, когда, переступив порог квартиры, впервые увидела из окон Лондон, так сказать, с птичьего полета. Спускались вечерние сумерки, в городе повсюду засветились и засверкали огни, и с этой высоты казалось, что внизу какая-то сказочная страна. Ни звука, ни привычного городского шума, а лишь ощущение глубокого покоя, которое усиливала раскинувшаяся панорама.
Мануэль включил освещение, и чувство нереальности происходящего исчезло, зато во всем своем простом изяществе предстала большая гостиная. От входа в нее вели две широкие ступени. Пол гостиной был устлан темно-желтым ковром. Низкие диваны и мягкие кресла, обитые темно-зеленой кожей расположились около электрического камина, а один угол занимала телевизионная и звукозаписывающая аппаратура. Полка возле камина была наполовину уставлена книгами по музыке и легкими романами в бумажных обложках. Бар содержал всевозможные напитки.
Осмотрев помещение, Джули заметила:
— Очень красиво, но, как я полагаю, вам это уже известно.
Мануэль снял с ее плеч пальто и перекинул через спинку кресла у двери. Затем он, проделав то же самое со своим пальто, сказал:
— Рад, что вам здесь нравится. Я держу в Лондоне эти апартаменты, так как ненавижу гостиницы, где постоянно пытаются чем-то угодить только потому, что вы знаменитость.
Мануэль произнес эти слова, нисколько не рисуясь, и Джули поняла, что раньше он вполне серьезно говорил о своем отвращении к скоплениям людей. Ее отец часто повторял: человек, которому доставляет удовольствие быть наедине с самим собой, не может иметь много на своей совести. «Или же не имеет вообще никакой совести», — добавила про себя Джули, размышляя о том, сколько женщин Мануэль Кортес уже приводил сюда. Наверняка Долорес Арриверу, но кого еще? Эта мысль отрезвила ее. Следовало сохранять ясную голову. Мануэль Кортес был человеком опытным, повидавшим весь мир, а не таким наивным юнцом, как Пол.
Через дверь, очевидно ведущую в кухню, вошел слуга и проговорил:
— Добрый вечер, сеньор. Я все приготовил, как вы велели. Когда вы будете готовы, я начну подавать.
— Нам нужно несколько минут, чтобы выпить по стаканчику, и после этого можно будет приступить, — кивнул Мануэль, и человек, улыбнувшись, удалился.
— Это Хосе, — пояснил Мануэль после ухода слуги. — Он со мной не помню сколько лет.
Джули улыбнулась и, следуя приглашению Мануэля, погрузилась в низкое глубокое кресло.
— Что вы выпьете? — спросил он, направляясь к бару. — Херес? Вермут? Что-нибудь покрепче?
— Если можно, херес, — смиренно ответила Джули.
Вручив Джули бокал, Мануэль стоя выпил виски, затем сел напротив, широко расставив ноги и уронив руки на колени.
— Сегодня вы особенно очаровательны, — сказал он. — Этот цвет вам очень к лицу.
— Спасибо, — отозвалась Джули, явно волнуясь. — Вы вчера летали в Париж?
— Да, — откинулся он на спинку кресла. — А вам когда-нибудь приходилось бывать в Париже?
— Нет, никогда.
— Вы любите путешествовать?
— Очень. Но это не всегда возможно. Мой отец всего лишь доктор. Мы не очень богаты.
— В моей стране доктор — важная персона. Повседневное здесь у вас, там, у нас, где живет мой народ много значит, — щелкнул пальцами Мануэль.
— А ваша семья… — залилась краской Джули. — Она живет в Мексике?
— Конечно. У меня семь братьев и четыре сестры, — пояснил Мануэль, не спуская пристального взгляда с Джули, которая покраснела еще больше. — Вы шокированы? — Он покачал головой. — Немного же требуется, чтобы выбить вас из колеи, мисс Джули Кеннеди. Какую же узкую, мелкую жизнь вы вели до сих пор!
— Вы меня ничуть не шокировали, — возразила Джули, наклоняя голову. — Бедность, сама по себе, не шокирует, а огорчает. Но ваша семья… они ведь не бедствуют?
— Теперь, нет. Но было время, когда они очень нуждались. В Мексике у всех большие семьи. Несчастные совершенно не разбираются в самых элементарных вещах. Ничего не знают о контроле за рождаемостью, противозачаточных средствах и благодарны Богу за все, что он им посылает. Моей семье повезло. У них есть я, который обеспечивает их самих, их детей и детей этих детей. — Мануэль резко выпрямился, как бы желая придать своим словам еще большую выразительность. — До десяти лет я не умел читать. В деревне не было никого, кто бы мог научить меня, поэтому, когда я стал достаточно взрослым, я выучился сам. Затем я читал и читал до рези в глазах и ложился спать с головной болью. Я также самостоятельно освоил игру на гитаре. А теперь, вы видите, я богат, сносно образован… но я не забываю прошлое.
Джули пригубила херес и взяла предложенную сигарету. Мануэль говорил с горечью, но как раз подобная эмоциональность являлась частью его притягательной силы. Джули хотелось сказать ему, что ее не интересует ни его происхождение, ни образование, что нравится ей он сам, какой есть.
Ужин был сервирован в маленькой столовой, которая примыкала к гостиной, на круглом столе из розового дерева; салфетки из венецианских кружев чудесно сочетались с полированной поверхностью. Канделябры обеспечивали дополнительное освещение, и Джули подумала, как бы все это выглядело, если бы они ужинали только при свете канделябров.
За салатом из мяса лосося под майонезом последовал беф-строганов в горшочках, а трапезу завершила свежая малина и взбитые сливки. Насытившись, Джули откинулась на спинку мягкого стула и вздохнула, до известной степени сожалея, что все кончилось.
— Просто восхитительно! Кроме всего прочего, Хосе еще и готовит?
— Да. Я передам ему ваш комплимент.
— Он, должно быть, настоящая жемчужина, — улыбнулась Джули.
В глазах Мануэля мелькнул озорной огонек.
— Хотите, чтобы я передал ему и эти ваши слова.
Джули вспыхнула и отвернулась. Он опять привел ее в замешательство.
Кофе и ликер были приготовлены в гостиной на маленьком столике, и Джули автоматически взяла на себя заботу о кофейнике из тонкого китайского фарфора. Мануэль отказался от кофе и пил ликер. Кофейный столик стоял перед покрытой леопардовой шкурой кушеткой, на которой Джули волей-неволей пришлось расположиться. Перед ужином она сознательно заняла отдельное кресло, а теперь Мануэль сам сел рядом с ней — ворот рубашки расстегнут, узел галстука сполз вниз.
