Галина Гилевская - Обжигающая страсть
От ее крика он как будто опомнился, отодвинулся и упал на спину, закинув руки за голову.
— Чего ты злишься? — проворчал он в темноте. Неужели ты подумала, что я буду тебя насиловать или еще что-то… Просто ты такая красивая… Я тебя очень люблю… Весь день на тебя смотрел — вот и насмотрелся… Уж и погладить нельзя.
— Макар, ну чего ты, как маленький? — Лолита не выдержала плаксивого укора, который прозвучал в его голосе, и повернулась, привстав на локте и пытаясь разглядеть в темноте его лицо. — Ты просто устал сегодня, отдохни, завтра утром…
— Да не буду я ничего с тобой делать! Но хоть ночнушку эту ты можешь сбросить? Думаешь, мне бы неприятно было тебя всю ночь обнимать голую?!
— Да ты мне жизни не дашь, если я ее сброшу…
— Лолита! — его голос звучал так заискивающе, так умоляюще, что девушка не выдержала. Сев, она через голову стянула рубашку и бросила ее куда-то в темноту, в сторону стула.
— Ну, доволен?
— Еще бы, — он сразу обхватил ее за талию двумя руками, пытаясь завалить на спину.
— Макар, но ты же обещал…
— А что я?.. Я только в грудь тебя поцелую, и все. Смотри, — бормоча, он налег на нее сверху, ловя губами ее соски, целуя в шею, в плечи, в грудь. Лолита сдалась, даже не пытаясь сопротивляться. Макар коленом раздвинул ее ноги и устроился сверху, навалившись всем телом.
Девушка молчала, отвернувшись и раскинув руки в стороны. Боже, как она не хотела сейчас этого! Она чувствовала, как все внутри сжалось, похолодело, задеревенело. Он был тяжелым. Его объятия грубыми. Его поцелуи в соски болезненной дрожью отдавались где-то глубоко в груди. Она всячески уворачивалась, не давая губы для поцелуя.
— Ну что же ты? Разве тебе не приятно?
— Не очень!
— Ну обними меня за плечи… Смотри, какой я стал! — и он сильно и очень больно надавил ей своим телом на низ живота.
«Господи, — взмолилась про себя Лолита. — Ну, почему мужчины такие скоты?! Ну, почему они никогда не хотят ни понять, ни почувствовать, стремясь лишь к одному?! Почему они слепы, в конце-то концов! Неужто он не видел, как смотрел на меня Степан! Неужели ему все равно, что с меня весь вечер не сводил глаз его же собственный отец!»
А Макар, не встречая сопротивления и ощутив на плечах руки Лолиты, когда она машинально обняла его в ответ на его просьбу, вдруг осмелел и, просунув руку куда-то вниз, между ногами, с трудом помогая себе, кое-как овладел ею. Он не почувствовал ни ее боли, ни неприкрытой враждебности, когда она отвернулась к нему спиной, как только он отпустил ее. Макар вряд ли чувствовал что-нибудь вообще: удовлетворенно откинувшись на спину, он из чувства долга чмокнул ее в спину и тут же пьяно захрапел, провалившись в тяжелый сон без сновидений.
Лолита встала, нащупала в темноте на полу сорочку, надела ее и, с силой дернув на себя одеяло, закуталась, отвернувшись к стене.
Еще несколько часов лежала она молча, без сна, слушая его храп. Слезы текли у нее из глаз, мягко скатываясь в подушку.
Во сне Макар, неудачно заворочавшись, сильно толкнул ее ногой, и что-то лопнуло наконец внутри Лолиты. Ей стало жаль себя до безумия. Она почувствовала себя такой несчастной, такой одинокой, такой обманутой и разочарованной, что не смогла сдерживаться, зарыдав в полный голос и спрятавшись с головой под одеяло. Но предосторожность эта была явно лишней — никто не слышал ее в ночной тишине дачи Кравцовых.
Лишь под утро, наплакавшись вволю, девушка задремала. Во сне к Лолите снова явилась черная тень и склонилась над ней в позе немого укора…
IV
Все же не зря люди говорят, что понедельник — день тяжелый!
Так медленно, как в этот день, у Степана Николаевича время не ползло никогда. Он встал рано, еще не было шести, и, бесцельно побродив по квартире, устроился с сигаретами в кресле, пытаясь вникнуть в скороговорку дикторов Си-Эн-Эн, ведущих программу новостей. Он неплохо знал английский, и обычно, включая спутниковое телевидение, переходил на режим телетекста, чтобы с большей степенью достоверности понять, о чем говорится в передаче. Но сегодня он не понимал ничего и не пытался понять. Кравцов переключился на «Спорт», но занудная теннисная партия тут же нагнала на него еще большую тоску. Попробовал смотреть MTV, но мелькание бритых и волосатых негров, выкрикивающих под бешеный ритм какие-то рэповские частушки, окончательно испортило настроение. Выключив систему, он ушел на кухню.
Жена еще не вставала, и кухня хранила тот первозданный опрятный вид, который Светлана Васильевна, хорошая хозяйка, придавала этому помещению перед отходом ко сну.
Кравцов открыл холодильник, собираясь что-нибудь пожевать, но взгляд его упал на начатую бутылку «Лучезарного», и Степан Николаевич тут же довольно справедливо решил, что лучшая поддержка в течение дня все же не «Марс» или «Сникерс», а пятьдесят граммов хорошего коньяка.
Плеснув себе в стакан, он включил кофеварку и тостер, положил перед собой пачку «Честерфильда» и битый час просидел на кухне, уставившись в утреннее голубое небо за окном.
Со стороны могло бы показаться, что Кравцов о чем-то напряженно думает, но на самом деле в голове у Степана Николаевича медленно, как минутная стрелка его «Роллекса», кружила только одна мысль: быстрее пережить всю текучку утра!
Он знал, что было причиной его бессонницы, его раздраженности и мрачного настроения, не покидавшего его с воскресенья, с той самой минуты, когда, мелькая за соснами, исчез джип Макара, увозивший Лолиту в город. Все было элементарно просто — он хотел к ней, он скучал без нее, без этой стройной светловолосой девчонки, годившейся ему в дочери. Он хотел быть с ней ежесекундно, видеть, слышать, чувствовать ее, наслаждаться ею.
Кравцов понимал, что с самого утра у него ничего не получится — заседания фракций, комиссий и комитетов были обязательным атрибутом начала понедельника в Госдуме и в Кабинете министров. Он понимал также, что Лолиту вообще будет нелегко найти — Паркс, как владелица рекламного агентства, также, по-видимому, пожелает подвести в понедельник какие-нибудь итоги и прикинуть планы на предстоящую неделю.
Он все это понимал, но твердо знал, что найдет сегодня Лолиту и увидит, чего бы ему это ни стоило.
Услышав, как завозилась в спальне жена, убирая постель, Степан Николаевич проскользнул в ванную, и, приняв душ и побрившись, уставился в зеркало, разглядывая собственное изображение.
На него смотрело старое и усталое лицо, правда, не утратившее определенного лоска благородства и благополучия. Еще бы! Брился он исключительно с помощью ментоловой пены «Жилет» и станка одноименной фирмы, привезенного из Германии, а не произведенного в славном городе Санкт-Петербурге. Специальные кремы от «Уилкинсон» и его любимая туалетная вода «Хоризон» от Ги Лярош помогали полностью устранять раздражение, сухость и желтизну кожи. Однако напряжение и бессонницы последних дней все же сделали свое дело — под глазами появились какие-то синие мешки, а лоб и щеки возле носа и губ прорезали глубокие морщины.
