Дороти Иден - Винтервуд
— Вы имеете в виду эту историю, когда вы воспользовались драгоценностями своей кузины? Но... Вы позволите мне быть откровенным? На ней они совершенно пропадают.
— С вашей стороны очень опрометчиво столь легко отбрасывать в сторону подобный факт.
Гондольер, ритмично работавший веслами, вдруг запел. У него был красивый лирический тенор. Его пению мягко аккомпанировала плескавшаяся в борта лодки вода. Огни на берегу казались потускневшими в лунном сиянии. Гондола буквально купалась в потоках яркого света; рябь на воде походила на серебряные плавники рыб. Дэниел ничего не ответил на последнее протестующее заявление Лавинии, словно внезапно поддался колдовству ночи. Она знала это по себе. Ей казалось, она уплыла прочь от прошлого и будущего и испытывала необыкновенное чувство облегчения и свободы. Она понимала, что нечто подобное переживает и он, хотя, конечно, не могла прочитать его мысли. Безумие, навеянное светом луны, одарило ее интуитивным знанием, что и он рад был на какой-то миг освободиться от привычных уз и забот.
Если гондольер не перестанет петь, она согласится на любое предложение, каким бы фантастическим оно ни было.
— У вас необыкновенно бесхитростное лицо, — произнес Дэниел, и колдовские чары развеялись навсегда.
— Почему вы так говорите? — спросила она с подозрением.
— Да только потому, что ваша кузина, как видно, внушила вам, будто вы совершили какое-то тяжкое преступление. Уверяю, что в Винтервуде мы с Флорой будем проявлять куда большую терпимость.
Лавиния пыталась подогреть в себе прежнее негодование. Но она слишком остро ощущала прикосновение его руки к своей! Гондолы явно не приспособлены для чопорного поведения. И как это она позволила себе очутиться в подобной ситуации?
Потому, что ты этого хотела, сказал ей внутренний голос. Будь хоть раз честной. Он сказал чистую правду. Ты действительно хочешь поехать в Винтервуд, действительно хочешь, чтобы тебя уговорили; ты сознательно поддерживала знакомство с Флорой; ты намеренно вышла сегодня одна на улицу. И ты чувствовала себя совершенно несчастной уже при одной только мысли об этих полумертвых Монках с их пергаментными лицами. Будь же честной!
Но ведь ты знаешь, куда это тебя заведет. Ты в него влюбишься и возненавидишь прелестное лицо Шарлотты. Отправиться в Винтервуд равносильно тому, чтобы сознательно возвести себя на костер, принудить ходить по острым гвоздям...
А все-таки, может, есть какой-то способ избежать боли?
Например, если удастся сделать Флору счастливой не потому, что она тебе нравится и восхищает тебя, а ради него, потому что это для него важно. Если бы ты смогла помочь ей снова начать ходить, не вознаградило ли бы это тебя за твою собственную боль? И Робин был бы счастлив узнать, что ты хорошо устроена...
Во всяком случае, Дэниел Мерион знает, что он делает. Он действует открыто. Он льстит тебе только потому, что ради Флоры хочет настоять на своем. Он счастлив в браке. У него очень красивая жена. Он зрелый, светский, искушенный человек. Эти нежные взгляды даются ему без всякого труда. Научись не придавать им серьезного значения. Научись быть хозяйкой своей собственной судьбы.
Но, Боже мой, если бы снова почувствовать, что живешь...
Песня закончилась. Впереди показался темный изгиб Моста Риальто. Гондольер мастерски развернул гондолу, и они двинулись в обратный путь, к Сан-Марко. Реальный мир снова входил в свои права.
— Хорошо, — тихим решительным голосом произнесла Лавиния. — Я поеду. Если согласится ваша жена.
— Она согласится, мисс Херст.
И тут со свойственной ему пугающей непредсказуемостью он поднес к губам ее руку.
— Гондольер ожидает, чтобы мы вели себя немножко романтично, — спокойно промолвил он. — Не будем его разочаровывать. К тому же это лишь частично выражает мою благодарность.
— В таком случае, ради Бога, не проявляйте ее до конца, — насмешливо сказала она.
Он весело рассмеялся. Жаль, что в темноте нельзя было рассмотреть его лицо. Ей бы очень хотелось увидеть на нем выражение удовольствия, чем бы это удовольствие ни объяснялось. У нее было ощущение, что таким его лицо бывает нечасто. Темнота позволяла ей, по крайней мере, улыбнуться от наполнившего ее сердце чувства облегчения и всевозрастающего восторга. В голове у нее проносились и кое-какие мысли практического характера. Она сможет провести в Венеции еще несколько бесценных дней. Она будет настаивать, чтобы Флору целиком поручили ее попечению, и сосредоточит все силы души на том, чтобы проникнуться к девочке искренним расположением. Монкам, разумеется, придется отказать. Но, судя по их постным, раздраженным старым лицам, их уже ничто не способно сильно обрадовать или огорчить. Им придется на день отложить отъезд и найти себе другого, гораздо более подходящего спутника. Все к лучшему, потому что в приступе тоски и отчаяния она могла бы поддаться искушению сбросить их с раскачивающегося и подскакивающего на стыках рельсов поезда, медленно ползущего через Италию!
Она с трудом удержалась от смеха, и Дэниел вопросительно взглянул на нее.
— Вы бы бросили меня за борт, мистер Мерион, если бы я не согласилась в конце концов на вашу просьбу? Не потому ли вы заманили меня в гондолу?
— Возможно.
— Вы даже не знаете, кто я такая, вверяете свою дочь совершенно незнакомому человеку.
— Я знаю, вы любите оперу; я знаю, что вы ведете разговор как настоящая дама; я знаю, что вы очутились в вашем нынешнем положении из-за несчастной случайности.
— Из-за несчастной случайности? Да. А откуда вам это известно?
— Я полагаю, что ваши родители умерли и денег оставили меньше, чем вы ожидали. Вероятно, ваш отец был мотом, и в результате вы оказались вынужден сами себя содержать. Я всего лишь строю предположения, но то, что вы получили хорошее образование, очевидно. И — простите меня за откровенность — вероятно, общество вашей кузины не слишком вас вдохновляло.
Все это было так безобидно и так точно совпадало с тем, что она собиралась сказать его жене!
— Вы очень проницательны, мистер Мерион.
— Как и моя жена.
Он что же, намекает, что ей следует быть осторожной, предполагая, что безобидная версия вовсе не соответствовала действительности?
Оказалось, однако, что он думал совсем о другом.
— Пожалуй, лучше не упоминать о моем методе убеждения. Шарлотта находит ночные прогулки в гондолах крайне фривольным занятием.
И привыкла не верить своему мужу? Поскольку этого вопроса Лавиния задать не могла, она промолчала.
Они медленно приближались к водной стоянке Сан-Марко, к огням отеля и к началу ее новой жизни. Маленький красный огонек, подрагивавший на носу гондолы, был красив, но слишком слаб, чтобы осветить путь.
