Дороти Иден - Винтервуд
— Флора! Как видите, мисс Херст, этот ребенок совершенно отбился от рук. Врачи сказали, что ей нельзя перечить, — вот вам и результат. — Шарлотта делала вид — весьма, впрочем, неудачно, — будто относиться с должным терпением к своей искалеченной дочери.
Лавиния чувствовала, что в действительности мать питает неприязнь к своему ребенку. Впервые она ощутила некоторое сочувствие к Флоре, так патетически жаловавшейся на то, что ее никто не любит. Как видно, эти жалобы были не лишены основания.
Тем не менее интерес к семейству Мерионов не мог заглушить в ней негодования по поводу самоуправства с каким они взялись распоряжаться ее будущим. Впрочем, она чувствовала не только негодование, но и опасение. Здравый смысл подсказывал, что надо немедленно повернуться и покинуть эту комнату. Но ее глаза что-то неудержимо притягивало к этому лицу у окна Стоит ей позволить уговорить себя или посулами убедить работать на этих людей, иона неизбежно будет тратить много времени, прислушиваясь к его голосу или к звуку его шагов. Она слишком хорошо знала свою порывистую натуру. Не дело начинать новую жизнь с того, чтобы давать волю своему влечению к женатому мужчине. Она должна уехать со стариками Монками в Англию и позабыть об этом мимолетном безумии.
И, помимо всего прочего, с какой это стати Шарлотта Мариан воображает, что все так уж готовы повиноваться ее приказам?
— Буду с вами откровенна, мисс Херст: только крайние обстоятельства могли побудить меня взять в услужение совершенно незнакомого человека — даже если у вас имеются все необходимые рекомендации. Но на нашу семью обрушилась одна за другой масса бед, не так ли Дэниел? — Ее большие странно светлые глаза напоминающие озера, полные сверкающей бесцветной воды, обратились в сторону мужа. — У меня на руках больная тетка, которую надо доставить в Англию. Дочь моя — беспомощная калека, и я сама отнюдь не отличаюсь крепким здоровьем — Ее рука затрепетала над придвинутым к софе столиком, где выстроилась целая батарея бутылочек и флакончиков. — При малейшем напряжении у меня начинается нестерпимая головная боль. Так что мы представляем собой печальное сборище инвалидов, настоятельно нуждающихся в помощи. Судя по всему, Флора...
Лавиния больше не в состоянии была ее слушать.
— Мне кажется, миссис Мерион, у вас сложилось какое-то ложное представление. Я столь же мало склонна к импульсивности, поступая на работу, как вы, предлагая ее. И кроме того, я совсем не тот человек, который вам нужен. Я согласна с вами, что ваша дочь несколько возбудима, но, хоть она и больна, я не думаю, что ей следует до такой степени во всем потакать. У нее просто появился минутный каприз. Она быстро о нем позабудет.
— Мисс Херст! — воскликнула Флора, устремив на нее возмущенный взгляд. — Как вы можете быть такой предательницей?
— Мы сегодня утром попрощались, Флора. Разве вы не помните?
— Но я же спасаю вас от вашей ужасной кузины!
— Вы думаете только о себе, — возразила Лавиния. — Меня вам не обмануть. — Она снова повернулась к Шарлотте Мерион, заметив, что на бледном красивом лице появилось выражение недовольства и некоторого удивления. Ей, очевидно, не сказали, что Лавинии совершенно не свойственны приниженность и робость, естественные в человеке, находящемся в ее положении. — Я уже полностью приготовилась вернуться в Англию, так что ничем не могу вам помочь, — сказала Лавиния. — Боюсь, все это произошло по моей вине. Мне не надо было заговаривать с Флорой на Пьяцце. Мне голову не приходило, что она внушит себе, будто сильно ко мне привязана. Но ничего, это у нее пройдет. А теперь простите меня — мне еще надо переделать массу дел. Я выезжаю рано утром.
Она повернулась и быстро направилась к двери, желая выйти прежде, чем кто-либо успеет заговорить, не смогла бы удержать женщина на софе, к которой она испытывала безотчетную неприязнь; но стоило Дэниелу Мериону сказать: «Согласитесь ради меня» и Флоре — этому взбалмошному, избалованному, несчастному маленькому существу — схватить ее за руку, она утратила бы всю свою решительность.
Она услышала вопль Флоры:
— Мисс Херст!
И голос Шарлотты:
— Дэниел, какая нелепая молодая женщина.
А затем маленький Эдвард вдруг издевательски крикнул:
— Флора-плакса!
Это они нелепые, а не она!
Но она же сама пыталась познакомиться с Флорой в расчете на то, что возле дочери появится отец. И он появился, и на какой-то короткий миг она не смогла противостоять искушению погрузиться в запретную сферу волнующих чувств.
Куда же теперь подевалось ее безрассудство?
Она знала только, что не смогла бы смириться с тем, чтобы ею помыкала такая женщина, как Шарлотта Мерион. Она хорошо знала эту породу — привыкшие во всем потворствовать своим желаниям, тщеславные, вечно ко всем цепляющиеся и бессовестно пользующиеся своей слабостью как оружием. Если только это действительно была слабость. Внешней привлекательности у нее не отнимешь. Эти черные волосы, очень белое лицо и огромные прозрачные глаза поражали какой-то жутковатой красотой. Дэниел, наверное, готов исполнять все ее капризы, как и капризы Флоры. Лавиння понимала, что наблюдать это было бы для нее непереносимо. Она не могла дать согласие на предложение, сделанное ей в минутном порыве.
Но разве не жестоко с ее стороны отвергнуть Флору? Конечно, девочка до безобразия избалована, но она, проявляла несомненное мужество в борьбе со своей болезнью, которая в отличие от болезни ее матери, была настоящей. У нее острый восприимчивый ум, и направлять его развитие было бы интересно.
Это ты-то берешься направлять развитие невинного ребенка? Ты!
— Они что, тебе понравились? — резким тоном спросила кузина Мэрион. — Пожалуйста, не проявляй сейчас свой строптивый нрав и не упускай эту возможность. Тебе следовало бы помнить: не такое у тебя положение, чтобы выбирать и привередничать.
— Я еще не виделась с Монками, — ответила Лавиння — Произошла ошибка.
— Ошибка? Какая тут могла быть ошибка? В таком случае с кем же ты виделась?
— С какими-то незнакомыми людьми. Я оказалась не тем человеком, которого они искали. Я же вам сказала: произошла ошибка.
Вскоре она увиделась с Монками. Это была очень пожилая пара. Худые, с желтыми как пергамент лицами, муж и жена до смешного походили друг на друга. Она согласилась выехать вместе с ними завтра же, ровно в семь утра. Приняв решение, Лавиния испытывала несколько извращенное чувство довольства собой из-за того, что впервые поступает в соответствии со здравым смыслом и общепринятыми условностями, но зато весь остальной день чувствовала себя глубоко несчастной. Только назойливые жалобы кузины Мэрион, повторявшей, что она могла бы хоть в последний вечер вести себя любезнее, вынудили ее облачиться в безвкусное синее шелковое платье и спуститься с кузиной на ужин в ресторан.
