Вайолет Уинспир - Замок пилигрима
Но сама Ивейн об этом даже не догадывалась. Она считала себя заурядной простушкой, в чем ее постоянно убеждала Ида Санделл.
— Скажите мне. — Глаза его были магнетическими, он словно вытягивал из Ивейн всю правду против ее воли.
— Мне кажется, было бы интересно… стать помощницей успешного, выдающегося торговца антикварными предметами… произведениями искусства. — Она усмехнулась. — Но что может быть нереальнее, если я только и умею, что приносить да уносить, да еще выгуливать любимых собачек хозяйки?
— Вы меня удивили. — Камень его перстня холодил ей кожу. — Молодые девушки обычно мечтают о какой-нибудь блистательной карьере, например манекенщицы.
— Манекенщицы? — В глазах Ивейн стояло неподдельное изумление, и он задумчиво прищурился. — Но, сеньор, я вряд ли гожусь для такой карьеры.
— У вас необычная форма лица. — Он повернул ее голову вправо и влево, словно изучая произведение искусства. — Значит, вы хотели бы заниматься редкими, драгоценными вещами? Но прежде всего вам нужно узнать, что делает их такими редкостными.
— Вот тут мой главный недостаток. — Глаза Ивейн затуманились. — Я ведь не получила никакого образования. Я ушла из школы, когда мне было пятнадцать.
— Юная леди. — В глазах дона Хуана искрилась сардоническая усмешка. — Я скакал верхом по прериям Южной Америки, когда был мальчишкой. Я был gaucho — так в тех краях называют пастухов.
— Но ведь вы маркиз Леонский! — воскликнула она.
— Да, теперь, а когда мне было пятнадцать, я был простым гаучо. — Он отпустил ее подбородок. Ощущение тепла его пальцев на коже словно проникло в душу Ивейн, согревая ее. Взгляд опекуна вернулся к портрету матери. — Мой отец погиб в сражении во время Гражданской войны, а мать сбежала от его семьи, мы с ней вместе с другими беженцами сели в лодку, которая направлялась в Аргентину. Там она была танцовщицей фламенко, и там я вырос и стал vaquero [10], а потом, подгоняемый честолюбием, отправился на серебряные прииски в глубь материка. Я оказался удачлив, нашел серебряную жилу и купил матери дом в Лиме. Она жила там, и больше ей не нужно было танцевать для всяких разбойников. Она умерла от горя, сеньорита, спустя какое-то время дедушка тоже умер, и я вернулся на остров Леон. Я так и не простил им неуважения к моей матери. Семья отца готова была принять меня, но не мою мать, так что я решил остаться с ней и заняться своим образованием. Обстоятельства сложились так, что я вернулся сюда, на остров, но я сохранил привязанность к Лиме, к этой стране с воинственной историей и дикой красотой. — Его глаза вспыхнули. — Да, вакуэро живут в седле, — заключил он бодро. — Так что я не всегда был таким, каким вы видите меня сейчас.
— И вы… с вами был несчастный случай, сеньор?
— Да, несчастный случай. — Он, видимо, не хотел обсуждать это, и на мгновение его лицо посуровело от нерадостных воспоминаний. — Итак, вы хотите работать среди старинных, красивых вещей, да?
— Мечтать хорошо, — сказала Ивейн, слегка улыбнувшись.
— Это вовсе не должно оставаться мечтой. Вы не пошлая молодая девица. Я и сам заметил, что вы в восторге от этой комнаты с резной мебелью и старинными безделушками из Лимы. Конечно, вам еще многому нужно научиться, придется освоить и пару иностранных языков. Здесь, на острове, живет один мой друг, который много знает о жизни великих живописцев и скульпторов, он, кстати, раньше преподавал иностранные языки. Это сеньор Фонеска. А вы, возможно, о нем уже знаете?
— Да, сеньор. — Она вспомнила слова экономки, что у сеньора Фонески есть дочь, редкая красавица, на которой дон Хуан, возможно, женится.
— Хорошо. Вскоре я повезу вас к нему и познакомлю, и тогда мы можем поговорить о том, чтобы вы брали у него уроки по нескольку часов в день. Я вижу по вашим глазам, вы удивлены. Разве не этого вы хотели — получить образование у знающего человека?
— Я…. я думаю о плате за эти уроки, сеньор.
— Ах, перестаньте об этом думать, немедленно. — Он заглянул в ее глаза блестящими, темными, непроницаемыми глазами. — Возможно, придет день, и вы сможете мне за все отплатить. А пока мне просто забавно быть опекуном молоденькой английской девушки.
— Опекуном? — Голос у нее сел.
— Разве мы не договорились, что я несу за вас полную ответственность, пока вы будете здесь, на Львином острове? Если сеньор Фонеска согласится взять вас к себе в ученицы, тогда вам придется провести здесь некоторое время, прежде чем возвращаться в большой мир и делать карьеру артдилера. Вам нужен дом, поэтому вы останетесь у меня. У меня на материке, в Испании, есть родственница, донья Аугуста, она может приехать и быть вашей дуэньей. Ну как, — он насмешливо улыбнулся, — таким образом будут соблюдены все приличия?
Она вспыхнула, обезоруженная тем, как просто он читает все ее мысли.
— Я… я просто не знаю, как благодарить вас, дон Хуан.
— О, я буду вполне вознагражден, когда в один прекрасный день зайду в какую-нибудь картинную галерею и обнаружу, что ею заведует некто Ивейн Пилгрим.
Говоря все это, дон Хуан окидывал ее взглядом с ног до головы.
— Завтра мы попросим нашу экономку, чтобы сняла с вас мерки. Их мы отправим в дом моделей Игнасио в Мадрид вместе с описанием цвета ваших волос, глаз и так далее и закажем полдюжины всяких вещей, в том числе повседневное платье, вечернее, и все, что вам понадобится для вашей новой жизни в качестве моей подопечной. И прошу вас, — он протянул вперед руку, не допуская никаких возражений, — ни слова больше о вашей благодарности. Я делаю это исключительно для себя. Малиновые цветы на этом платье так дисгармонируют с цветом ваших волос, сеньорита.
Ивейн, растерянная, обескураженная, была несказанно благодарна ему за то, что он дарит ей такой шанс, она испытывала к нему самые теплые чувства, но дон Хуан, не глядя на нее, прохромал к двери и открыл ее.
— А сейчас идите спать.
Девушка скользнула мимо него в коридор.
— Спокойной ночи, сеньор.
— Buenos noches, сеньорита Пилгрим. — Дон Хуан поклонился на прощанье, и Ивейн снова обдало холодом. Она поспешила к себе и услышала, как дверь золотой комнаты закрылась за ее спиной.
Теперь навсегда, навсегда ее жизнь переменилась. Ее дьявольский опекун исполнил ее желание, и теперь она будет учиться и готовиться к работе!
В зале никого не было, и Ивейн подпрыгнула от радости, потом вежливо сделала реверанс собственному отражению в зеркале.
— Ты будешь учиться вести себя как леди, мисс Пилгрим. — Она улыбнулась деревенскому акценту своей речи. — Ну что, разве могла ты мечтать, что все так получится?
