Мари Феррарелла - Моя вторая половина
Либби взвизгнула от восторга:
— Мы будем плавать, да, мам?
Клэр тихо засмеялась.
— Только если забудем сменить Рэйчел подгузник.
Эван застонал.
— Думаю, вам это понадобится.
Эван приоткрыл один глаз. Как же он хотел, чтобы его оставили в покое. Время тянулось бесконечно долго. Пока Клэр ходила на кухню подогревать очередную порцию молока для бездонной бочки, маскирующейся под ребенка, он прилег вздремнуть на диване.
— Это кофе. — Она протянула ему чашку. Похоже, ему не помешает немного взбодриться. Эван взял чашку обеими руками, чтобы не уронить. После проведенной им бессонной ночи он чувствовал себя полностью разбитым.
— Я надеялся на что-нибудь в этом роде. Спасибо.
Клэр уложила Рэйчел в кроватку и села рядом с Эваном.
— А у вас неплохо получается управляться с крошкой, — заметила она.
Он вдруг ощутил странное возбуждение. Было ли это воздействие кофеина, или все оттого, что рука Клэр слегка касалась его руки?
— Я стараюсь, — пробормотал он и выпил глоток бодрящего напитка. Почему она здесь? Почему помогает ему? Ведь он ничего для нее не значит… Эван решил, что причина в том, что его соседка очень любит командовать. — У вас большой опыт в обращении с детьми, да?
Она приняла его вопрос в штыки:
— Вы имеете в виду то, что я одинокая женщина, не пользующаяся успехом у мужчин? Синий чулок? Вы ошибаетесь. Я не одинока, у меня есть Либби. Я свободна от обязательств.
Ну вот, опять он что-то не так сказал. Целый день она цепляется к нему, как будто он виноват в неудачах ее личной жизни. Он устал от нескончаемых кормлений, переодеваний, укачиваний и всхлипов. Наконец Рэйчел заснула, и он надеялся, что она проспит всю ночь.
Для чокнутого сержанта она неплохо готовит кофе, подумал он.
— Мне искренне жаль мужчину, который осмелится посягнуть на вашу свободу, — вырвалось у него. — Мне кажется, вас кто-то сильно обидел в прошлом, а сейчас вы просто срываете на мне свою обиду.
— Неправда, — возразила Клэр.
Он пожал плечами. Возможно, он все не так понял.
— Простите, я только предположил…
Клэр покачала головой, на ее губах играла улыбка.
— Ну вот, вы опять строите какие-то непонятные предположения.
Наверное, это от усталости, хотя она определенно интересовала его.
— Хорошо, тогда я спрошу.
Она усмехнулась:
— Валяйте, спрашивайте. Может быть, я даже отвечу.
Да у нее полно секретов! Он взглянул на Либби, прикорнувшую в кресле. Никогда прежде он не встречал такого неугомонного ребенка.
— Либби сказала, что на этот раз вы выйдете замуж, прежде чем рожать ребенка. Что это значит?
Либби слишком болтлива. Клэр неуверенно повела плечами. Готовится к битве, заключил Эван.
— Если вы спрашиваете, замужем ли я, ответ, по-моему, очевиден. Если вы спрашиваете, была ли я замужем, когда родилась Либби, ответ тот же: нет.
— Он вас бросил, — догадался он.
Она нахмурилась.
— Не думаю, что это вас касается. — Клэр помолчала. В конце концов, ей нечего стыдиться. Кому должно быть стыдно, так это Джеку. — Он удирал так быстро, что только пятки сверкали, — горько улыбнулась она. — Недолго прожила его «вечная любовь».
Клэр казалась абсолютно невозмутимой, но, сдавалось ему, вопрос этот ее здорово задел.
— Нам лучше без него, — закончила Клэр.
Только дурак мог не уловить нотки горечи в ее голосе.
— А Либби знает? Знает, как вам тяжело?
Зачем он лезет ей в душу?
— Нет, она думает, что я счастлива. Она еще слишком мала, чтобы посвящать ее во взрослые неурядицы. Это мелочи.
— Вы уверены?
— Абсолютно. — Разве он может понять, что творится в ее душе? — По крайней мере так ей никогда не придет в голову мысль, что я ненавижу ее отца.
А может, она все еще любит его? — предположил Эван, но побоялся спросить об этом вслух.
— А вы действительно ненавидите?
— Уже нет, — честно призналась она. — Мне жаль его. Возможно, он упустил самое важное в своей жизни. — Клэр посмотрела на спящую дочь. — Он потерял своего ребенка.
Эван обратил внимание на выражение ее лица: она была сосредоточена на каких-то своих мыслях. Это естественно, ведь она мать-одиночка — участь не из приятных.
— А еще неоплаченные счета, бессонные ночи…
— И это тоже, — согласилась Клэр. — Он никогда не увидит, как она вырастет, как пойдет в школу… Она никогда не поцелует его в щеку своим влажным ротиком, никогда не скажет ему: «Я люблю тебя, папочка!», а это многого стоит, поверьте мне.
— Верю, — признался он.
Он больше не чувствовал усталости, ему нравилось слушать эту женщину.
— Вы говорите так, будто действительно счастливы быть матерью.
— Сверх всякой меры.
— А как же карьера? Как же успех?
Клэр поморщилась. Возможно, когда-нибудь он поймет.
— Вы не слышали? Я счастлива. У меня замечательная дочь. Это и есть настоящий успех, мистер Квотермен, — она указала на Либби, — а вовсе не продвижение по служебной лестнице.
Она намекает на него. На какое-то мгновение ему показалось, что они сблизились, но он ошибся.
— Это вы так думаете.
— Да. Хотелось бы, чтобы и вы так думали. — Она встала. — Что ж, нам с Либби пора домой, уже поздно.
Он немедленно вскочил с дивана.
— Вы уходите?
Она рассмеялась:
— Я буду в соседнем доме. Запишите мой телефон. Звоните, если понадоблюсь.
Он посмотрел ей в глаза:
— В этом нет необходимости.
— Вы уверены? — удивилась она.
Он с трудом справился с внезапно охватившим его желанием заключить ее в свои объятия.
— Да. Ты нужна мне. Здесь. Сейчас.
От его слов у нее почему-то закружилась голова и засосало под ложечкой. Она опустила ресницы.
— Мистер Квотермен, мы едва знакомы.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Эвану понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Клэр удивленно смотрела на него, и этот взгляд заставил его забыть, что он хотел сказать. Он словно тонул в ее прекрасных голубых, сводящих с ума глазах.
Внезапно он запаниковал: Рэйчел спала, но кто знает, как долго это продлится.
— Послушай, — хрипло начал Эван, — я не смогу остаться с ребенком один, у меня недостаточно опыта.
Он положил руку на плечо Клэр, а потом, осознав, что делает, вздрогнул и густо покраснел.
Она вспомнила, как несколько лет назад сама возвращалась домой из больницы с крохотной Либби на руках и какой потерянной и опустошенной себя чувствовала. Ей было так плохо, что, казалось, ничто на свете не могло ее порадовать. Но время шло, и раны затягивались.
