Джейн Портер - Под чужим именем
Леди Андреа выбрала для Ханны потрясающее платье цвета морской волны, сапфировые каплевидные серьги и подходящий по цвету браслет.
Планировался ужин в узком кругу в комнатах короля — четырех больших комнатах, соединенных друг с другом коридорами. Дворецкий Зейла открыл Ханне дверь, приглашая ее войти.
— Я до сих пор не имел чести познакомиться с вами, ваше высочество, но буду к вашим услугам, — сказал он, слегка поклонившись.
Ханна улыбнулась:
— Очень приятно. Я много слышала о вас.
— Буду рад услужить вам, ваше высочество.
— Спасибо, мистер Крек.
— А теперь, с вашего позволения, я принесу напитки и закуски.
Дворецкий вышел. Но через несколько мгновений Ханна уже была не одна.
Она почувствовала, как Зейл вошел — в эту секунду по ее спине пробежала дрожь удовольствия. Она медленно повернула голову и посмотрела через плечо.
Зейл Патек стоял в дверном проеме, одетый в смокинг, накрахмаленную рубашку и галстук. Его волосы были причесаны, а подбородок гладко выбрит.
— Ваше величество. — У Ханны перехватило дыхание.
— Ваше высочество, — ответил он, медленно окидывая ее взглядом, будто она была его новой игрушкой. — Мне нравится ваше платье.
Ее сердце забилось быстрее.
— Платье, но не дама, одетая в него?
Он посмотрел на нее пронзительным взглядом:
— Я еще не решил.
Она подняла бровь и поджала губы:
— Когда вы примете решение, сообщите мне об этом.
Зейла бросило в жар. «Боже, как она хороша, — подумал он. — Интересна. Умна!»
Он был восхищен ее манерой держаться, остроумием и сообразительностью. Несколькими часами ранее он был готов отменить свадьбу. Он собирался мирно расстаться с Эммелиной, отправить деньги семье д’Арси в Брабантский банк и начать поиски более подходящей кандидатуры на роль королевы.
Именно поэтому он был откровенен с ней — даже слишком.
Но теперь, когда она попросила дать ей возможность доказать, что она достойна его, он не мог отказать ей.
И отнюдь не из альтруистических соображений.
На приеме в честь помолвки Эммелина была красива, но тогда он не чувствовал такого физического притяжения, как вчера вечером. По правде говоря, он вообще не испытывал к ней особых чувств весь прошедший год… до вчерашнего дня.
Но теперь, глядя на нее, он думал лишь об одном — о том, как займется с ней любовью.
Он представлял ее длинные светлые волосы, разметавшиеся рябью по подушке, представлял, как раздвигает ее бедра и проникает глубоко в нее, доводя до оргазма… Он хотел сломить ее самоконтроль и узнать, есть ли за шикарным волосами и прекрасным лицом настоящая, живая женщина.
— У нас обоих очень плотные графики, — сказал он, — но мне бы хотелось изменить наше расписание таким образом, чтобы в ближайшие несколько дней мы смогли провести как можно больше времени вместе…
— Четыре, — перебила она. — Вы обещали мне четыре дня, начиная с завтрашнего.
— Я имел в виду — с сегодняшнего.
— С завтрашнего, — настаивала она. — Когда мы договаривались, половина сегодняшнего дня была уже позади.
— Возможно, но, поскольку мы собираемся провести все время вместе, я подумал, что четыре дня были бы слишком долгими для вас. Не устанете ли вы от меня, находясь рядом со мной с утра до вечера? — Он пожал плечами, будто говоря, что решать только ей.
Ее щеки загорелись румянцем, оттенявшим ее голубые глаза.
— Я устала бы от вас только в том случае, если бы вы были скучным. — Она слегка улыбнулась. — Вы намерены быть скучным?
Ее поведение было возмутительно. Он наказал бы ее за это… своими руками, губами и языком.
Он мгновенно возбудился, представив, что она испытала бы, находясь с ним в постели.
Эммелина спокойно огляделась:
— Я так проголодалась! Когда же подадут ужин?
— Меня не так легко отвлечь, — ответил Зейл. — Смена темы не изменит моих намерений.
— Вы слышали поговорку «Не ставь телегу впереди лошади»?
Он медленно окинул ее взглядом, задержав его на ее груди и бедрах.
— А вы кто — лошадь или телега?
— Ни то ни другое.
* * *— Я знал, что вы прекрасно говорите по-английски, — сказал Зейл в середине ужина, — но до сих пор не задумывался о том, что у вас американский акцент. Вы, наверное, учились в США или у американского преподавателя?
Ханна читала, что Зейл Патек знал очень много языков — больше, чем все остальные представители королевских семейств. Он знал испанский, итальянский, французский, английский, шведский, турецкий и, конечно, свой родной рагувийский.
— У американского преподавателя, — ответила она, сомневаясь в том, что Эммелина когда-либо училась в США. — А вы?
— Я получил образование в Англии. В десять лет меня отправили в английскую школу-пансион, а после школы я поступил в университет.
— Почему Англия?
— Традиции. Я учился там же, где мой брат, отец, дед и прадед.
— И ваш сын будет учиться там же?
— Вы имеете в виду — наш сын? — В голосе Зейла прозвучала насмешливая нотка.
— Да, наш, — ответила она, покраснев при мысли о том, что она могла бы родить Зейлу сына.
— Один из двоих, — добавил он. — Вы же помните, что согласились родить мне двоих, но не больше? Кстати, я хотел бы знать, почему вы так настаивали на том, что детей должно быть не более двух? Вы так и не объяснили мне свою позицию. Теперь у нас наконец есть время, чтобы обсудить многие вещи. И если мы хотим спасти наши отношения, давайте начнем с этой темы.
— Я не знаю.
Зейл взял руку Ханны и поднес ее к губам:
— Вы боитесь испортить фигуру?
Она отдернула руку — его прикосновение прямо-таки жгло ее пальцы.
— Нет!
— Значит, боитесь потерять свободу?
— Что за глупости!
— Ну, знаете, во время беременности вам будет нелегко кокетничать с мужчинами.
— Я ни с кем не кокетничаю и, к вашему сведению, очень хочу иметь семью.
— Но не слишком большую.
— Верно.
— Почему?
— В силу личных предпочтений. А почему вы хотите большую семью?
— Потому что мне нравилось иметь братьев. Дружба с ними была очень важна для меня. — Он опустил глаза. — Может, вы боитесь беременности потому, что ваша мать умерла при родах?
Ханна похолодела. Неужели мать Эммелины умерла при родах? Но этого быть не могло! Ее мама, королева Клэр, была жива и здорова — на прошлой неделе она вернулась из отпуска в Испании.
— Но моя мать жива! — Эта тема была слишком болезненной для Ханны, потому что ее мать тоже умерла при родах.
— Простите, я должен был сказать — ваша родная мать. Король Уильям д’Арси и королева Клэр удочерили вас, когда вам было всего шесть дней.
