Загадочный портрет - Аллен Дина

— Ты была его женой. Теперь его нет, а ты есть… Одна только ты можешь простить меня, или не простить. Я был не прав… Не прав… Ты понимаешь? Я не должен был так поступать с ним!

У Марии дрогнули губы, словно она в первый раз слышала признание своего сына и сожалела, что для него потребовалось так много времени. Однако она молчала. Молчал Нино. И Виола тоже молчала. За их спинами притаилась пылавшая злобой Сильвана.

Не желая смотреть на Нино, чтобы не подпасть под его влияние, и не желая поддаваться злобе Сильваны, Вера решила положиться на свое сердце. Что оно ей подскажет, то она и сделает. Отец Слая просит об отпущении греха. Пусть он был деспотом, какое право имеет она отказать ему в милосердии?

— Я прощаю… как простил бы вас Слай, если бы был сейчас на моем месте, — наконец проговорила Вера, вспомнив покойного мужа и придя к мысли, что вражда не может быть вечной. — Синьор Манчини, ваш сын любил вас. Если бы сегодня он стоял тут, рядом со мной, я уверена, он сказал бы то же самое.

Слезы заблестели в глазах Лоренцо Манчини. Еще раз подняв здоровую руку, он потрепал Джулио по светлым волосам.

— Мы еще поговорим с тобой, правда, малыш?

Джулио с младенчества чутко реагировал на все, что его окружало, и теперь, почувствовав изменение в настроении матери и больного старика в постели, не отшатнулся от него.

— Хорошо, дедушка Манчини, — сказал он, словно пробуя на вкус незнакомое имя, которое Вера назвала ему по дороге из Милана в Турин.

В тот же день — к величайшему удовольствию Джулио — Нино запряг пони и взял их на экскурсию по владениям семейства Манчини. Даже Вера не представляла, что такое богатство может быть в руках одной семьи. Несмотря на воскресенье, заслуженный день отдыха, на южном склоне холма крестьяне в соломенных шляпах, прикрывавших их лица от солнца, обрывали сухие листья с виноградных лоз и располагали зеленые так, чтобы они не закрывали сверкавший наподобие драгоценных камней зреющий виноград от солнечных лучей. То тут, то там они срывали несколько ягод и клали их в брезентовые мешки, которые носили при себе.

Джулио сидел между Верой и Нино на деревянной скамейке.

— Зачем они это делают? — спросил он. — Почему не срывают всю гроздь сразу?

— Потому что виноград еще не совсем созрел. — Потянув за вожжи и придержав пони, Нино с одобрением посмотрел на мальчика. — Ягоды в маленьких мешочках отдадут Микеле, и он проверит, сколько в них сахара и кислоты, — объяснил Нино. — А когда сахара будет достаточно, мы все пойдем собирать урожай… даже твоя прабабушка. Чтобы получилось хорошее вино, виноград надо собрать как можно быстрее.

Стараясь не поддаваться ощущению, будто она уже когда-то была на вилле Воглиа и все тут отлично знает, особенно пятисотлетнюю каменную конюшню, Вера всем телом повернулась к Нино.

— А нам тоже разрешат помочь?

Нино улыбнулся.

— Ну конечно. Вы же члены семьи. Иначе и быть не может.

Если иметь в виду Сильвану и Марию, то лучше не надо, мысленно ответила ему Вера. А вот с тобой… с Виолой… может быть, с Лоренцо, если он проживет достаточно долго, чтобы…

Когда их взгляды встретились, обоим показалось, будто они думают об одном и том же… Мы можем быть одной семьей, но, кажется, мне хочется большего, размышляла Вера, когда они, греясь на сентябрьском солнышке, поехали дальше между рядами виноградника. Мы всегда знали друг друга. И пусть все считают это безумием, я уверена, так оно и есть.

Вера не была убеждена, что готова поверить другому Нино, которого сумела увидеть в нем. Она даже не хотела видеть того, другого. У нее появилось неприятное чувство — чем больше она приближалась к Нино, тем глубже погружалась в тайну, которую навязывали ей галлюцинации и пугающее ощущение, будто вилла издавна знакома ей, и не понаслышке. Каким-то образом все связано…

Повернув пони на широкую дорогу, которая вела к давильне, и время от времени приглядывая за ним, Нино смотрел на Веру поверх головы ее сына, а она, чувствуя на себе его взгляд, терялась и слабела, понимая, что у нее нет сил помешать тому, что с неизбежностью надвигалось на нее.

— Завтра мне придется уехать в город на несколько дней, — сказал он, как будто извиняясь за то, что откладывает разговор об их непонятной и не нуждающейся в словах близости. — Я вернусь, когда поспеет виноград… Самое позднее, в четверг. Если я вам понадоблюсь, немедленно звоните.

Он не сказал ничего особенного, как ничего особенного не было в его прикосновении, когда они желали друг другу «доброй ночи» накануне, однако у Веры было ощущение, будто он страстно и долго целовал ее… Ничего не поделаешь, решила она. Мы соединимся… нравится мне это или нет, думала она, трепеща от страха. Лучше сказать, мы вновь соединимся.

5

В те дни, что Нино провел в Турине, Вера постоянно испытывала раздражение, растерянность, тоску. Понемногу она привыкла к роли невестки в семье Манчини. Слуги полюбили ее, наиболее могущественные члены семьи приняли как свою, и она все дни напролет бродила по великолепному дому и саду, где родился и провел детство ее покойный муж.

Однако она не позволяла себе расслабиться. Внутренний голос нашептывал ей, что если она слишком отпустит вожжи, то падет жертвой опасности, которая пока ей неизвестна.

Каждое утро после завтрака она и Джулио наносили визит Лоренцо в его спальне. Стараясь держаться в тени, насколько это было возможно, она подбадривала сына, если он запинался или боялся задать какой-нибудь вопрос. Старик рассказывал ему много интересного и временами не мог удержаться от взрывов обожания, которые поначалу пугали мальчика. Но он постепенно привыкал и чувствовал себя раз от раза все свободнее.

С точки зрения Веры, которая как бы совмещала в себе наблюдателя и судью, чувства Лоренцо было нетрудно понять. Он явно полюбил малыша, увидев в нем свое бессмертие. Может быть, мальчик даже заменил ему сына, которого он безжалостно выгнал из дому. Как бы то ни было, их визиты оказались для него лучшим лекарством. К среде старик окреп настолько, что целый час провел на балконе, беседуя со своим внуком.

Днем, когда Джулио спал, Вера бродила вокруг дома, делая зарисовки. Она постоянно ловила себя на том, что ее влечет к себе конюшня, и вспоминала рисунок, который сделала еще в Чикаго после посещения музея. Мужчина на портрете, несомненно, был из этих мест. Он жил на этой вилле… Теперь я тоже живу тут, думала Вера, не зная, как связать вместе эти два факта. С тех пор как она ступила на землю Италии, ее жизнь в Чикаго словно ушла на задний план. В какой-то момент она обнаружила, что живет как будто в другом измерении, и даже стала совсем другим человеком.

Микеле она видела очень редко, ибо он от зари до зари был занят на виноградниках и не являлся даже к обеду. Едва Нино уехал, как Сильвана и Лючия тоже куда-то исчезли. Пробормотав что-то насчет неведомых обязанностей, Сильвана вместе с Пьетро вернулась в Турин, чтобы провести несколько дней с мужем перед уборкой винограда. Лючия же, едва попрощавшись с отцом, укатила к морю.

Отъезд Лючии никак не затрагивал Веру, но она с облегчением вздохнула, когда уехали Сильвана и Пьетро. С самого начала младшая дочь Лоренцо Манчини не делала тайны из своего отношения к «американцам». Что же до Микеле, то, хотя она и жалела его, изучающий, всепроникающий взгляд мужчины выводил ее из равновесия.

Солнечные осенние дни шли один за другим, и Вера смогла получше узнать Виолу. Они вместе ходили в кухню к Кончитте делать заготовки для спагетти, чем никогда не занимались собственные дочери Виолы, и вместе ездили в музей в Альбе, в котором сохранилось много вещей древнеримской культуры. К удивлению Веры, Мария тоже предприняла попытку приручить ее. Пригласив ее в собственную гостиную на чашку кофе, она незаметно, но настойчиво уговаривала Веру продлить визит.

Вера с нетерпением, и в то же время со страхом ждала возвращения Нино, постоянно думая о нем. Как раз накануне его приезда она взяла корзинку и отправилась в огород при кухне, чтобы нарвать цветов для обеденного стола, не сразу поняв, что на нее неминуемо надвигается один из загадочных приступов. Через несколько мгновений у нее подогнулись колени, а сад распался на миллионы сверкающих точек.