Уинифред Леннокс - Русалочка в черном
Потом она не могла припомнить, сколько часов просидела так, не думая ни о чем, тупо уставясь на узловатые корни, мало-помалу приходя в себя. Постепенно всплывали в памяти лица врача, акушерки, больничная палата, крохотная колыбелька… Зазвенел в ушах жалобный плач покинутого ребенка.
Что ты натворила, глупая? Если кто-то и должен расплатиться за свой грех, так это ты, именно ты, а не невинное дитя! Нельзя, подарив ему жизнь, отнять у него любовь! Мало тебе того, что всю жизнь прожила без отца, который бросил вас с матерью, когда ты была малюткой? Но у тебя есть хотя бы мама!
В памяти Памелы всплыли личики маленьких обитателей сиротского приюта — в детстве она с подругами часто носила туда подарки на Рождество и День благодарения. Словно наяву она вновь увидела их глаза — серьезные, сосредоточенные, взрослые глаза маленьких человечков, и ноги сами собой понесли ее назад, все быстрее, быстрее… И вот она уже бежала, прижимая руки к груди, где безумствовала боль…
— Ты вернулась, девочка? — Пожилая женщина-врач устремила на нее сквозь роговые очки взгляд серых глаз, всезнающих и печальных, но лишь на мгновение — и вновь уткнулась в регистрационный журнал. — Сожалею, — проговорила она еле слышно. — Твой мальчик умер. Два часа тому назад.
Детский плач, звеневший в ушах Памелы, умолк. Наступившая внезапно тишина оглушила ее. Она сделала шаг к столу, за которым, сидела, не глядя на нее, врач, потом другой… и упала навзничь, стукнувшись затылком об пол, прижимая ладони к промокшей от молока больничной сорочке…
Глава четвертая
Дар колдуньи
— Выпей, Русалочка…
Памела ощутила у самых губ холодный ободок бокала и машинально отхлебнула густой напиток, на сей раз напоминающий на вкус кофейный ликер. Надсадно ныла грудь — она отяжелела, соски снова затвердели. А тело болело так, словно Памела пробежала марафон или… или родила несколько часов назад. Она обвела взглядом гостиную. За окнами занимался рассвет. Она сидела на синем ковре, поджав ноги, у голых колен свернулся клубочком Негрито, а Мириам ласково улыбалась ей. Глядя в оливково-смуглое лицо в обрамлении снежной седины, Памела ощутила внезапное желание броситься на шею колдунье. Та, ни слова не говоря, раскрыла объятия, и Памела, сотрясаясь от рыданий, припала к ее груди.
— Прости меня, Русалочка, я вновь заставила тебя пережить самый страшный сон твоей жизни, — раздался уже знакомый гортанный голос. — Не удивляйся. Вся наша жизнь по большому счету сон, и стоит это понять, как делается легче… и немного скучнее.
— Я… я… — всхлипывала Памела, не в силах вымолвить ни слова.
— Не говори ничего, девочка. Я все расскажу сама. Ты пролежала в клинике три недели, первую из них — на грани жизни и смерти. Потом попыталась разузнать, что произошло с твоим ребенком.
— Мне сказали… сказали, такое случается. — Памела прерывисто вздохнула. — И чаще почему-то с мальчиками…
Мириам нежно отстранила ее от себя, заглядывая в залитое слезами бледное лицо. Глаза колдуньи снова были непроницаемо черными.
— С мальчиками? Но ведь ты родила дочь!
— Ты что-то путаешь, Мириам, это был мальчик. — Памела напрягала остатки воли, чтобы не закричать во всю мочь. — Мальчик! Он родился и умер в день моего рождения, когда мне исполнилось…
— Мальчик умер, говоришь? — Мириам нахмурилась. — Но ведь ты так и не увидела свое дитя. Тебе не приходило в голову, что, возможно…
— Не надо! Понимаю, куда ты клонишь…
Памела вскочила с ковра, едва не опрокинув бокал с таинственным напитком. Проснувшийся Негрито потянулся, выгнув спину, и принялся тереться о ее голые ноги, словно стараясь успокоить.
— Сядь! — властно приказала Мириам.
— Не хочу! Не нужно меня убаюкивать сказками в духе мыльных опер! Я достаточно сильная, чтобы это пережить! — Памела откинула со лба влажные черные волосы. — В сладких грезах я не нуждаюсь. Я убила своего ребенка и расплачусь за все сполна! Ведь это я виновата…
— Помолчи и сядь, — возвысила голос колдунья, и Памела повиновалась. — В моем напитке нужды больше нет. Выпьем-ка джина с тоником, согласна?
Столь будничный напиток в баре древней ведьмы? Памела оторопела, но Мириам уже разливала спиртное по бокалам. После нескольких глотков гостья почувствовала, как боль медленно покидает истерзанное ночным кошмаром тело. О, теперь она не сомневалась, что колдунья своими чарами наслала на нее сон.
— Нет, это был не сон, — улыбнулась Мириам, поднося к губам свой бокал. — После того что ты благодаря мне пережила, тебе легче будет освободиться. А это необходимо — ведь ты на пороге важных перемен в жизни.
— Перемен? — Памела горько усмехнулась. — И что же ты мне нагадала?
— За гадания я очень дорого беру…
Слова эти прозвучали столь зловеще, что у Памелы напрочь пропала охота шутить. Ей стало вдруг совестно.
— Прости меня. Я понимаю, ты хотела мне добра. И я очень тебе признательна за все… И тебе тоже, — обратилась она к Негрито, который, сидя на ковре в позе древнеегипетской статуэтки богини-кошки Бастет, преданно смотрел на нее голубыми глазами.
— О, этот зверь — истинный джентльмен, — сказала колдунья. — Учти, тебя он выделил из всех моих посетительниц. А ведь ко мне приходит множество людей, среди которых попадаются личности… весьма и весьма примечательные. Негрито, ты простишь нас, если мы закурим? — очень серьезно спросила у кота Мириам.
Тот, фыркнув, встал, гибко потянулся и, неслышно ступая, вышел в коридор. Кончик черного хвоста возмущенно подрагивал. Глядя ему вслед, обе — и гостья, и хозяйка — прыснули со смеху.
— Негрито не выносит табачного дыма, — пояснила Мириам и рассмеялась, демонстрируя изумительные, как на рекламном плакате, зубы. — Я нечасто курю, просто чтобы составить компанию кому-нибудь. И тебе, кстати, не советую увлекаться — впрочем, скоро это само собой пройдет.
— Да у нас в редакции все дымят как паровозы. — Памела пустила в потолок тонкую голубую струйку. — В честь чего это я стану бросать?
— Все тебе расскажи, — укоризненно покачала головой колдунья, стряхивая пепел с кончика длинной сигареты. — Не любопытничай, Русалочка. Сдается мне, я и так наболтала ненароком много лишнего…
Осмелев, Памела все же рискнула задать мучивший ее вопрос:
— А сколько тебе лет?
— Не спрашивай… — Мириам уселась по-турецки. Поза и зажатая в зубах сигарета неожиданно сделали ее похожей на студентку. — Столько обыкновенные люди не живут.
— А… дети у тебя есть?
Мириам посмотрела на гостью с легкой укоризной.
