Лора Брантуэйт - Наш маленький Нью-Йорк
Хватит уже!
Тому вспомнились слова из одной умной книги по тайм-менеджменту. Тайм-менеджмент — классная штука, но у него не пошел, наверное, потому, что Том никогда не чувствовал себя хозяином своего времени. Хозяев было много: Уотерфолд, Криспи, начальник отдела, Кэтлин, его бывшая девушка Мэй — но только не он сам, черт бы побрал эту несусветную глупость! Так вот, слова эти были: «Если ты очнулся и обнаружил себя на дне глубокой ямы — хватит уже копать!!!»
Действительно, хватит.
Он глотал красное мясо с острейшим соусом чили и чувствовал, как внутри заводится мотор. Хотелось вскочить, зарычать, побежать куда-нибудь… Он очень надеялся, что энергия этого мотора поможет ему разогнаться достаточно, чтобы выйти… в открытый космос свободы.
Открытый космос…
Том с детства мечтал полететь к звездам. Потом подрос и понял, что астронавтом ему не быть. Но звездное небо так и осталось для него воплощением мечты, средоточием всего самого прекрасного и волнующего, что есть в этом мире. В Нью-Йорке редко видны звезды, слишком ярко светят фонари и неоновые вывески.
А ему необходимо, как необходимы кислород и вода, чувствовать свободу, необъятное пространство вокруг — огромное поле для деятельности.
Еще бы понять какой.
Дело за малым — разобраться в себе и начать понемногу отвоевывать свои интересы.
Том нахмурился, потер лоб, который по привычке покрылся морщинками: Тому часто приходилось сосредоточенно хмуриться.
Так. Что ж, предположим, у него есть кое-какие сбережения. Домовладелец не вышвырнет его на улику прямо завтра — только если через месяц, когда истечет срок договора аренды. Кто же станет продлевать договор с безработным? Уж во всяком случае не Брайан Сидни и не агентство недвижимости «Горизонт».
Да, нужно реально оценивать свои силы и имеющиеся возможности, если речь идет о жизни в Нью-Йорке. Эта мельница не прощает слабости, как не прощает наивности и бедности.
Ладно, он не беден. Просто у него намечаются временные затруднения с финансами. Том посмотрел на счет, который принесла ему официантка в красном форменном переднике, и подумал, что, возможно, идея с рестораном была не такой уж удачной.
Хотя… если это последний поход в подобное заведение в ближайший месяц или два, то ничего страшного.
От этого Тому взгрустнулось. Он был не из тех, кто равнодушно относится к деньгам, их наличию или отсутствию. Когда его кошелек пустел или таял банковский счет, он чувствовал себя как ноутбук, который отсоединили от сети питания. На какое-то время — очень недолгое время — хватит заряда батареи, но потом ему грозит выключение и тьма. Тому хотелось экономить все ресурсы. А этого, по отношению к интеллектуальным и эмоциональным ресурсам как минимум, ну никак нельзя допустить. Иначе он завязнет в болоте. И скоро опустится на дно. Нет, никак нельзя.
По дороге домой Том купил несколько газет и журналов с объявлениями о работе. Будет чем заняться вечером, да и в ближайшие несколько дней тоже…
Бывают ситуации, когда очень сложно верить в лучшее. Или даже хотя бы в хорошее. Тогда вся сила воли уходит на то, чтобы удержаться на поверхности.
Когда тебя выставляют из квартиры, к которой ты в общем-то привык без малого за три года, — это унизительно.
Когда на седьмом собеседовании подряд тебе говорят: «К сожалению, нам нужно не это», — это горько.
Когда ты понимаешь, что за последние две недели с тобой не произошло ничего хорошего, а вот тумаков от судьбы ты получил более чем достаточно, — это заставляет задуматься о вечных ценностях.
Ведь что-то ты наверняка где-то сделал очень не так, если теперь на тебя сыплются с чистого неба камни.
Он сидел на диване, смотрел в противоположную стену. На светло-фисташковой стене красовалась крохотная, чуть побольше ладони, картина в золотистой рамке.
На картине была нарисована маленькая рыбацкая лодочка в уютной бухточке.
Том очень хотел поменяться с этой лодочкой местами.
— Старина, ты что, в трансе? — поинтересовался с напускной грубостью Мэтью Бродерик, его лучший друг.
Том сидел на его диване в его гостиной и чувствовал, что это то немногое, на что он еще может рассчитывать в этой жизни.
Мэтт походил на борца и запросто мог бы зарабатывать, играя в кино эпизодические роли рабов-гладиаторов, воинов-поединщиков, добрых разбойников или вышибал в злачных местах.
Он почему-то этого не делал. Точнее по вполне определенной причине: считал, что кинематограф — это зло, потому что это искусственность, которую одни желают выдать, а другие принять за реальность, а это суть преступление против Господа нашего, ибо реален лишь тот мир, что создал он…
В общем, Мэтт был очень добрым, щедрым парнем с внешностью громилы и сердцем истинного христианина.
Он заправлял небольшой закусочной и магазинчиком при бензоколонке на выезде из Нью-Йорка, почти каждый день ходил в церковь и мог кого угодно ввести в ступор непонимания контрастностью внешности и внутреннего мира.
Том много раз проклинал судьбу за то, что она послала ему в друзья такого упрямого осла с непоколебимыми, как скала, религиозными убеждениями, но еще чаще возносил хвалы небу за то, что ему повстречался на пути такой щедрый и честный человек, как Мэтт Бродерик.
— Ты выучил новомодное словечко? — поинтересовался в ответ Том и, не отрывая взгляда от лодочки, взял из рук Мэтта большой стакан с виски. — Зачем столько льда?
— Боюсь, что ты впадешь в неумеренность и запьешь.
— Блюдешь чистоту моей души?
— Блюду чистоту твоего тела, а именно печени, своей ванной и всего, что лежит на пути отсюда туда.
— Как ты мудрено выражаешься. На небеса, что ли?
— В ванную.
— А-а…
— Что делать с твоими вещами?
— Выбрось.
— Все четыре чемодана? И даже ноутбук?
— Ноутбук оставь себе. Я подпишу завещание, если хочешь.
— Эй, старик, не шути так, — с искренней укоризной сказал Мэтт. — Все образуется, и скоро. Вот увидишь.
— Ты выбрал неподходящий момент, чтобы говорить мне это. Я в унынии.
— Уныние — смертный грех.
— Я смертен. Мне не страшно.
— Побереги свою душу.
— Сначала — тело, друг мой. А тело мое в опасности. Я тебе правду говорю.
— Ладно, попробуем по-другому. Пей — и спи. А завтра утром пораскинем мозгами, как и что делать дальше.
— Тогда налей мне без льда. — Том вернул стакан другу.
Мэтт шумно вздохнул и ушел на кухню.
— Да, я мрачная и унылая скотина! — крикнул ему вдогонку Том.
Мэтт вернулся:
— Хочешь заняться самобичеванием? Так вот, нынче не в моде…
