Элайн Крауфорд - Эхо любви
— Вы говорите, что вы из Салинаса, из мест, где хорошо развито фермерство. Я слышала об этом, — болтала она, пытаясь облегчить свое состояние дискомфорта. — Чем занята ваша семья?
— Мой отец владеет пастбищем и фермой.
— И вы говорите, что вы — единственный сын? Меня не удивит, если ваш отец будет настаивать, чтобы вы всегда были вместе с ним и помогали ему, — была бы она парнем, уверена, что ее собственный отец настаивал бы на том, чтобы пошла по его стопам.
Застенчивая улыбка появилась у него на лице. Он поднял салфетку и вытер губы.
— Да, ему не понравилось мое решение работать пастухом у других некоторое время, но мы заключили соглашение. Он дал мне три года для того, чтобы из меня вышла дурь, как он сказал. Он ожидает моего возвращения домой на празднование окончания столетия, тогда я приму на себя обязанности по ведению хозяйства на ферме. Я уверен, что работа на пастбище была бы очень интересной. Находясь в центре всех событий, можно быть в курсе всех дел, контактировать с соседями, перенимать опыт по ведению хозяйства — это очень увлекательное дело, — казалось, он вновь обрел спокойствие, начал есть кусочки картофеля. — Но в этом случае придется много времени проводить в помещении, а я так люблю смотреть на открытое небо.
— Да, я понимаю вас, знаю, что это значит. Я только недавно вернулась из школы в Сан-Франциско, две недели тому назад. Ужасный климат. Постоянные туманы, я никогда не чувствовала себя так стесненно, как там.
— Одна из моих сестер живет там с мужем. Из писем ясно, что ее устраивает та жизнь. Когда вы молоды и влюблены, не думаю, что имеет большое значение, где жить.
— Нет, я полагаю, нет. Если вы влюблены, — заметив, в какую сторону опять изменилось направление их разговора и как быстро это случилось, Марти начала есть с преувеличенной сосредоточенностью.
Несколько минут они ели в полной тишине, затем Кол спросил, потягивая маленькими глоточками кофе:
— Сколько у вас братьев и сестер?
Она оторвалась от тарелки:
— Никого, на самом деле, никого. После моего рождения у мамы появились, кажется, осложнения, и оказалось, что она не может больше иметь детей.
— Это очень печально, вам пришлось расти в одиночестве.
— Это не совсем так. У меня была прекрасная собака, мой друг для игр и забав. Она умерла в прошлом году. Отец всегда позволял мне брать ее на верховые прогулки.
Кол воскликнул:
— И он научил вас настоящей доброте!
Она не поддержала его улыбкой, зная, что это может вызвать у него восторг и возбуждение:
— А мама — я просто порой боюсь ее испугать своим поведением.
— Матери… Они всегда пытаются подрезать наши крылья, не так ли?
— Вы тоже придерживаетесь такого мнения? — Марти поймала себя на мысли, что невольно доверяется ему, не замечая, как это получается. Его свободная манера общения и ее мальчишеские замашки, вероятно, сближают их.
Он рассмеялся:
— Если бы я был на месте мамы и у меня была бы дочь, то я выдал бы ее замуж за местного землевладельца. Дело в том, что как только девушка открывает рот, чтобы говорить, то она начинает хныкать и требовать сватовства.
— Ох, я понимаю ваши чувства — у вас пять сестер. — Марти поднялась и пошла к печке, чтобы добавить дров. — Моя мать тоже выбрала мужа для меня, — переставила кофейник и снова присоединилась к нему, и ее удивленный взгляд остановился на его вьющихся волосах. Она прилагала неимоверные усилия над собой, чтобы не прикоснуться к этим волосам, не запустить в них пальцы, не смотреть в эти голубые глаза, проникающие прямо в сердце, прямо в душу. — Выбор матери остановился на каком-то очень чопорном человеке. Я встречала его всего лишь один раз. Единственное, что мне запомнилось, — когда он ходит, то издает скрипучие звуки.
Посмеиваясь, он откинулся назад на своем стуле, поднял изящную чашку китайского фарфора в своей огромной руке:
— Это напоминает мне тот случай, когда человек впервые должен надеть рубашку с очень тугим воротником…
Он продолжал рассказывать что-то смешное, очень оживленно, подкрепляя рассказ жестами и игрой голоса. Марти поняла, что он представляет такой тип мужчин — веселый, жизнерадостный, шаловливый — именно такой, какой ей больше всего нравился. Такого она хотела бы иметь спутника в жизни. Тем временем он закончил рассказ. Она получила огромное удовольствие от всего этого, все ее существо, каждая клеточка получила удовольствие. Улыбка на его лице замерла, и он поднялся на ноги:
— Я полагаю, что мне пора идти, уже становится темно.
О боже, он думает, что утомил ее! Марти тоже вскочила:
— Я не хочу слышать этого! — Внезапно грусть охватила ее, она снова упала духом: — Мне кажется, что отец был бы не доволен тем, что я выпроваживаю вас из дома в ночную дорогу. Вы можете упасть с обрыва и разбиться. Или может произойти еще что-нибудь. Оставайтесь на ночь. Утром вы продолжите ваш путь в безопасности.
Нерешительность отразилась в его взгляде:
— В этом есть смысл. Но вашего отца нет дома. Вы одна.
— Но он может быть скоро.
— Я думаю, что было бы лучше, если бы я мог спать в сарае.
— Для гостей у нас есть комната наверху. Кроме того, здесь довольно прохладно по ночам, — она легким жестом расправила рукава платья, закрывая ими предплечья. — Уже становится прохладно. Вы не будете возражать, если я попрошу вас разжечь огонь в камине в библиотеке, пока я буду убирать посуду? — Марти не могла не подумать, что ее двойственность возмутительна, но не стала себя винить. Она не откажется от этого вечера, который преподнесла ей судьба.
Хорошее настроение и юмор вернулись к Колу намного раньше, чем к ней:
— Развести огонь? Все, что леди пожелает, — сказал он, расстегнул манжеты на рубашке, повернулся и пошел, на ходу закатывая рукава.
— Дрова сложены сбоку от дома. И раз уж вы пошли туда, можете захватить вашу дорожную сумку из конюшни.
Он остановился и медленно обошел вокруг комнаты, на лице у него была хитрая ухмылка:
— Если вы обещаете спрятать меня, когда ваш отец придет с револьвером…
Она настороженно повернула голову в сторону, на стук, который смыл самодовольное выражение с его лица:
— Разве я не упоминала, что у моего отца семь футов роста и вес три сотни фунтов?
— Нет, вы не говорили.
— Я не говорила потому, что это неправда, — она повернулась и склонилась над столом, чтобы спрятать улыбку.
— Вы знаете, — сказал он, но его шаги совершенно заглушили слова для нее, — вы такой дьявол, каких я никогда не встречал.
Она не слышала этих последних слов, но ей хотелось слышать: «Какая мы бы были отличная пара».
