Роберта Керр - Счастливая встреча
— Ох, Жюли… — Душу Ференца переполняла нежность к юной, чистой девушке, что годилась ему в дочери. Он ласково погладил темные волосы. — Вы меня не любите, дитя мое. Вы видите во мне героя, каковым я вовсе не являюсь, и вообразили, что влюблены в этого, несуществующего, героя.
Потрясенная словами Ференца не меньше, чем собственным опрометчивым признанием, Жюли оттолкнула протянутую руку.
— Я не ребенок!
— Жюли…
— Вы думаете, меня можно гладить по головке, как трехлетнего малыша! — Она выпрямилась, призвав на помощь всю свою гордость. — Я — взрослая женщина, которая знает, чего хочет. — Жюли не пыталась сдержать гнев, зная, что это — превосходный щит, а также и оружие.
Слишком поздно осознав, что слова утешения прозвучали насмешкой, Ференц наклонился к девушке, не зная, что сказать.
Жюли стремительно вскочила. Нет, жалости она не вынесет! Глупая, сентиментальная девчонка! По щекам текли слезы, но юная княжна их не замечала.
— Пожалуйста, не надо ничего говорить. — Жюли набрала в грудь побольше воздуху, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Умоляю, забудьте мое глупое признание!
Ференц кивнул, остро ощущая собственную беспомощность. Он чувствовал, что обидел Жюли до глубины души, и при этом знал, что любой его жест, любое слово только ухудшат положение.
Решительно вздернув подбородок, Жюли подошла к шкафчику. Точными, выверенными движениями надела мантилью и шляпку, затем натянула перчатки, — точно облекаясь в броню. Когда она снова обернулась, глаза ее были сухи.
— Почему бы вам не взять небольшой отпуск? — от чистого сердца предложил Ференц. — Вы слишком много работали.
Жюли не отвела взгляда: благодарение Небу, в глазах доктора Батьяни не было жалости!
— Я приду завтра, в обычное время.
Ференц кивнул в знак согласия и восхищения. Девушка справится, думал он. Она может споткнуться, но не упадет.
Жюли заметила Адама в глубине садовой аллеи: юноша шел ей навстречу, зажав трость под мышкой. Шагал он медленно, но вполне уверенно.
— Да вы совсем как новенький! — пошутила девушка, едва пациент поравнялся с ней.
Бок о бок они двинулись вверх по лестнице. Как всегда, Жюли автоматически подлаживалась к его темпу.
— Ференц пригрозил, что скоро выставит меня из клиники.
— Знаю.
Жюли закусила нижнюю губу. Она отчетливо помнила тот день, когда впервые подумала об отъезде Адама и испугалась, что вместе с ним исчезнет последняя связь, соединяющая ее с Ференцем. А теперь она скорее всего уедет еще раньше Адама Батьяни.
Она сама все погубила. Если бы не постыдное саморазоблачение, все осталось бы по-прежнему. Впрочем, Жюли лгала себе. Ситуация все равно когда-нибудь стала бы невыносимой, и ей пришлось бы оставить клинику. Так что лучше раньше, чем позже.
— Мне давно пора уехать.
Слова Адама прозвучали эхом мыслей Жюли, разогнали ее задумчивость, словно резкий удар бича. Тривиальная фраза прозвучала чересчур зловеще, и девушка не удержалась от вопросов:
— Уехать? Но куда? Зачем?
— У меня есть цель. Важное, не терпящее отлагательства дело.
Глаза Адама потемнели до оттенка ружейной стали. У Жюли подкосились ноги: она не могла отделаться от странного подозрения, что ярость и ненависть в его взгляде имеют к ней самое прямое отношение.
— Вы ведь не собираетесь возвращаться в Венгрию, нет? — воскликнула Жюли, хотя ответ был ясен им обоим. — Ох, Адам, не надо! Если вас схватят… — Жюли покачала головой, отгоняя страшные картины.
Смертоубийственная ярость иссякла сама собой, и Адам испытал несказанное облегчение. Так чувствует себя человек, исцеленный противоядием. Жюли не имеет отношения к его врагам, напомнил себе он. Девушка ни в чем не повинна.
— Не надо, пожалуйста!
Адам заглянул в золотисто-карие глаза, и сердце его дрогнуло. В умоляющем взгляде читалась неподдельная тревога. Тревога за него, Адама. А ему так хотелось… Нет, он не может позволить себе увлечься фантазиями. Или поддаться искушению.
— Полагаю, вас только порадует, ежели мои соотечественники или кто угодно сделают из меня фарш: не я ли изводил вас все эти месяцы? — По привычке Адам прибег к сарказму, скрывая истинные чувства.
Уже сожалея о своей вспышке, Жюли прошествовала в палату мимо него.
— Чтобы все мои труды пошли прахом? — Девушка оглянулась через плечо. — Кроме того, если кто и имеет моральное право превратить вас в фарш, так только я одна.
Адам рассмеялся и прикрыл за собою дверь. Видит Бог, он станет по ней скучать! Молодые люди одновременно обернулись… и оказались лицом к лицу.
— Мне будет недоставать вас. — Мысль оформилась в слова помимо его воли.
Девушка не успела смахнуть предательские слезы — мутная пелена застлала глаза слишком быстро. Жюли с трудом заставила себя улыбнуться.
— Дочери русских варваров? — Голос ее прозвучал глухо, и попытка пошутить не увенчалась успехом. — Фи, какой у вас ужасный вкус!
Нежные губы дрожали. В хрустальных глубинах глаз мерцали золотые искры. Адам завороженно шагнул ближе, затем еще ближе. Не в состоянии противиться искушению, прошептал ее имя и коснулся пальцем щеки.
Дверь резко распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Молодые люди отпрянули друг от друга.
— Какого черта ты затеял? — заорал Ференц.
Вне себя от ярости, он вряд ли осознавал, что брат не один. Ференц Батьяни ткнул Адама в грудь пачкой бумаг. Тот взял их, ничем не выдавая волнения, хотя сердце его учащенно забилось.
Просмотрев документы, Адам цинично усмехнулся:
— С каких пор ты позволяешь себе читать мою корреспонденцию?
При этих словах гаев Ференца достиг апогея.
— Конверт оказался среди моих писем, черт тебя дери, и я вскрыл его по ошибке!
— И преисполнился такого любопытства, что прочел содержимое от первой строчки и до последней, так? — протянул Адам, темные брови насмешливо изогнулись. — Чтоб тебе провалиться, Ференц! Или ты — сторож брату своему?
— Сторож бы тебе не помешал! — взорвался Ференц, встряхивая Адама за плечи. — Или прошлое так на тебе сказалось, что ты способен думать только о мести? И готов втравить в рискованную, опасную авантюру невинного человека?
Жюли наблюдала за разъяренными братьями, потрясенная неистовством страстей. А те, казалось, напрочь позабыли о ее присутствии. Выходило, что девушка как бы подслушивает весьма конфиденциальный разговор, но уйти недоставало сил: бурная сцена пугала и завораживала одновременно.
— Оставь меня в покое, Ференц! Это моя жизнь! — Адам резко отвернулся к окну.
— Адам. — Ференц провел рукою по глазам. — Адам, прошу тебя, не делай этого. — В голосе его уже не звучало гнева — только бесконечная усталость.
