Розамунд Пильчер - Конец лета
Я спустилась по ступенькам крыльца, проскользнула под веревкой с бельем (догадается ли Линда снять его?) и села за руль машины. Отец, положив чемодан на заднее сиденье, пробормотал:
– Джейн...
В эту же секунду я нажала на газ... и только тут вспомнила о Рыжике. Но было слишком поздно. Пес услышал, как хлопнула дверца машины, уловил шум двигателя. Он пулей выскочил из дома и понесся рядом с негодующим лаем, прижав уши в предчувствии какой-то опасности.
Не в силах больше терпеть, я остановила машину. Отец, заорав: «Рыжик!» – бросился за собакой. Рыжик, встав на задние лапы, принялся царапать дверцу машины. Я нагнулась и попыталась оттолкнуть его.
– О, Рыжик, не надо. Уйди. Я не могу взять тебя. Я не могу взять тебя с собой.
Подбежавший отец подхватил собаку на руки и замер, с отчаянием глядя на меня. В глазах Рыжика я прочитала боль и упрек, а лицо отца выражало нечто такое, чего я никогда не видела прежде, но что именно, я так и не поняла. В тот момент я не хотела говорить им «до свидания», только слезы сами собой брызнули из моих глаз.
– Ты присмотришь за Рыжиком? – заревела я. – Запри его, а то он увяжется за машиной. И смотри, чтобы он не попал под колеса. Помни, он ест только «Красное сердце»... Один этот сорт. Не оставляй его одного на пляже, а то украдут. – Я полезла за носовым платком, но его, как обычно, не оказалось на месте, и, как обычно, отец вынул из кармана свой и молча протянул его мне. Я вытерла слезы, обняла отца за шею и поцеловала, и Рыжика тоже, попрощалась с ними.
Отец грустно сказал:
– До свидания, собачка моя.
Так он не называл меня с шести лет. Я еще сильней залилась слезами и, не в силах больше вынести это испытание, тронулась с места – не оглядываясь, но зная, что они стоят там, провожая машину взглядами, и, только когда я скроюсь из виду, пойдут домой.
Когда я подошла к регистратуре мотеля, часы показывали без четверти одиннадцать. Клерк за стойкой взглянул на мое заплаканное красное лицо безо всякого интереса, словно рыдающие женщины день-деньской проходили перед ним косяком.
– Скажите, мистер Дэвид Стюарт еще здесь? – выдавила я.
– Пока еще он не уехал. Оформляет телефонный счет.
– В каком он номере?
Мужчина бросил взгляд на доску с ключами.
– В тридцать втором. – Его взгляд скользнул по моему плащу, джинсам, грязным кроссовкам, и рука потянулась к телефону. – Вы хотите увидеть его?
– Да, пожалуйста.
– Я позвоню ему... передам, что вы пришли. Как вас зовут?
– Джейн Марш.
Он кивком указал в сторону тридцать второго номера.
– Это там.
Я слепо двинулась по ковровой дорожке мимо большого бассейна с небесно-голубой водой. Две женщины скучали в шезлонгах, а их дети резвились в воде, отнимая друг у друга резиновый круг. Я не прошла и десяти шагов, как увидела Дэвида Стюарта, спешащего мне навстречу. Ничего не соображая, я бросилась вперед и, к огромному удивлению постояльцев, повисла у него на шее. Дэвид осторожно обнял меня, затем отстранил, спросив:
– Что случилось?
– Ничего не случилось, – буркнула я и опять всхлипнула. – Я лечу с вами.
– Почему?
– Просто передумала, вот и все. – По дороге в мотель я решила, что буду молчать, но сдержаться не смогла. – У отца появилась подружка, она приехала из Лос-Анджелеса... и она... она сказала...
Заметив выпученные глаза заинтересовавшихся женщин, Дэвид сказал:
– Идем.
Он повел меня в свой номер, втолкнул в комнату и закрыл дверь.
– Ну, выкладывайте.
Я вытерла слезы рукой и, собравшись с духом, выпалила:
– Теперь есть кому за ним ухаживать. Стало быть, я лечу с вами.
– Вы рассказали ему про письма?
– Да.
– И он не возражал?
– Нет. Он сказал: «Хорошо».
Дэвид замолчал. Я с изумлением увидела, что он повернул голову и задумчиво, прищурясь, созерцает меня... правым глазом. Позднее я поняла, что эта манера у него выработалась из-за испорченного в детстве зрения, но тогда от его взгляда мне стало не по себе... такое ощущение, будто тебя проткнули иголкой.
– Вы не ходите, чтобы я летела с вами? – насторожилась я.
– Не в этом дело. Просто я вас почти не знаю и не уверен, что вы говорите правду.
Я была настолько несчастна, что даже не обиделась.
– Я никогда не лгала, – заявила я и тут же добавила: – А когда вру, то ужасно нервничаю и краснею. Уверяю вас – отец не против. – И в доказательство вынула из кармана плаща пачку грязных долларов. Несколько купюр выскользнули из рук и, кружась, словно опавшие листья, опустились на ковер. – Он даже дал деньги на мелкие расходы.
Дэвид наклонился, собрал доллары и протянул мне.
– Думаю, Джейн, прежде чем лететь, я все же должен встретиться с вашим отцом. Мы можем...
– Второе прощание я не выдержу.
Черты его лица смягчились, и он тронул мою руку.
– Побудьте здесь. Я отлучусь минут на пятнадцать.
– Обещаете?
– Обещаю.
Он вышел, а я осмотрела номер, просмотрела газету, выглянула в коридор, потом пошла в ванную, умылась, причесалась и перехватила волосы попавшейся на глаза аптечной резинкой. Не зная, чем еще заняться, я отправилась к бассейну и стала ждать там. Наконец появился Дэвид, мы погрузили наши вещи в машину и выехали на дорогу, ведущую к Лос-Анджелесу. Ночь мы провели в мотеле возле аэропорта, а утром следующего дня вылетели в Нью-Йорк. В тот же вечер сели на лондонский самолет, и только где-то посередине Атлантики я вспомнила о том молодом парне, который обещал привезти мне доску для серфинга в уик-энд.
Глава 4
Хотя большую часть жизни я прожила в Лондоне, мое возвращение походило на приезд в город, который я никогда не видела прежде, – настолько он изменился. Здания аэропорта, подъездные пути, взметнувшиеся ввысь огромные жилые дома... все словно выросло за последние семь лет. Втиснувшись в такси, я дрожала от промозглого и давно забытого холода. В густом тумане нас со всех сторон окружали огни большого города.
В самолете я не сомкнула глаз, и теперь от усталости у меня кружилась голова; к тому же в два часа ночи по калифорнийскому времени стюардесса подала отвратительный завтрак, и меня чуть не стошнило. Все тело ныло, голова трещала, глаза слезились. Мне казалось, что я хожу целую вечность в старых джинсах и рубашке.
Рекламные щиты, эстакады, ряды лондонских зданий мелькали с калейдоскопической скоростью. Но вот такси свернуло в один из переулков и остановилось перед машинами, припаркованными полукругом у высоких особняков, построенных в раннем викторианском стиле.
Я мрачно обвела их взглядом, недоумевая, что бы это могло означать. Дэвид перегнулся через сиденье, открыл дверцу и объявил:
