Кетлин О'Брайен - Запретная страсть
Теперь мне придется быть президентом «ОДК», семейного дела, о котором необходимо заботиться, поскольку оно станет наследством Джинни. Придется быть главой дома, опекуном Джинни, работодателем для пяти сотен людей, владельцем акций, облигаций и недвижимости. Ко мне по наследству перешло все, что оставил Дуглас, – и хорошее, и плохое.
А Келси?
Не обращая внимания на боль, он сощурил глаза, стараясь отделаться от нелепой мысли.
Нельзя унаследовать невесту, и, уж конечно, меньше всего мне хотелось бы унаследовать Келси, даже если бы это было возможно. Я очень хорошо помню, какой невестой она была.
За месяц, прожитый дома, Брэндон заметил многое. Слишком многое. Например, каким холодом обдавала Келси Дугласа, когда он дотрагивался до нее. Один или два раза видел, как Дуглас подходил к двери комнаты Келси и стучался.
Это было отвратительно. Сначала брат умолял впустить его, потом начинал выходить из себя и доказывать, что требует только то, на что имеет законное право. Келси не открывала и что-то ему отвечала. Брэндон не мог расслышать, что именно, однако ясно было, что она ни в какую не соглашалась.
Нетрудно было представить, что значил для Дугласа такой решительный отказ. Келси Уиттейкер – красивая женщина, у нее большие голубые глаза, в которых сквозит чувственность, длинные, темные, очень пышные волосы и тело, которое не оставит равнодушным ни одного мужчину. Разве Дуглас мог сохранять сдержанность? Да и никто не смог бы на его месте.
В те ночи, когда Дуглас умолял Келси впустить его к себе, Брэндон и сам чувствовал, как горит и трепещет все его тело. Чтобы подавить в себе это ощущение, он бессильно склонялся над умывальником, уставясь на собственные лихорадочно блестевшие глаза, и плескал в лицо холодной водой, пока наконец не справлялся со своим состоянием.
Да, я справлялся с собой усилием воли, думал Брэндон. И в ту первую ночь, и во все последующие. Если не считать того, что Келси решила выйти за Дугласа из-за его денег, мне она очень нравится – образованная, остроумная и, по-видимому, отзывчивая и добросердечная. Достаточно хоть раз увидеть, как она относится к Джинни.
Однако с каждым днем подавлять себя становилось все труднее. Дошло до того, что, едва она входила в комнату, внутри у меня все замирало, я словно падал в пропасть. А что получилось во время пикника? Боже, какой позор! Ее нежное, удивительное тело было так близко! После этого моя жизнь превратилась в сплошное сражение.
Но я выиграл это сражение, и, слава Богу, Келси не догадалась, чего мне это стоило. Я не обмолвился ни словом, не позволил себе даже намека на флирт, на самый невинный флирт, как с любой другой женщиной. С Келси это было бы слишком опасно. Если бьет током всякий раз, когда она оказывается поблизости, это должно остаться на моей совести.
У меня и в мыслях не было отбить невесту у брата. А теперь? Теперь, когда Дугласа нет в живых, как я буду тащить на себе эту ношу?
Но что же, черт побери, случилось в ту ночь? Брэндон с силой провел рукой по волосам и откинулся на подушки. Как я мог все забыть? Это вызывало растерянность, он злился и чувствовал полное бессилие всякий раз, когда пытался поймать за хвост эти неуловимые, как будто издевающиеся над ним обрывки воспоминаний.
Может быть, попробовать еще раз, продумать все не спеша, шаг за шагом? Последнее, что я помню, – это как мы играли в футбол с Джинни…
– Брэндон!
Погрузившись в мрачные размышления, он не услышал, как отворилась дверь. Восторженное верещание и легкое движение воздуха сообщили ему о том, что вбежала Джинни. Брэндон повернулся как раз вовремя, чтобы подставить ей шею для поцелуев. Она кинулась на постель и начала чмокать его.
Не обращая внимания на боль, пронзившую его руку, когда девочка локтем задела трубку капельницы и дернулась игла, воткнутая в его вену, Брэндон обхватил свободной рукой маленькое угловатое тельце. Джинни стремительно приникла к его груди, и ей было невдомек, какой болью отозвались его сломанные ребра.
– Ах ты, проказница, – как всегда, ласково подтрунивая над ней, проговорил Брэндон и поцеловал ее в макушку. – Как дела у моей сестрички?
– Ужасно! – Теперь, когда она благополучно прижалась к его груди, первый экспансивный порыв сменился, как он и ожидал, горючими слезами. – Я так скучала по тебе! Я так боялась!
Брэндон покрепче обнял ее за талию.
– Не нужно бояться, – проговорил он как можно уверенней. Накануне вечером удалось успокоить ее по телефону, но сегодня это будет труднее, когда она собственными глазами увидела, в каком состоянии он находится. – Все будет хорошо, – повторил он.
– Да нет же, – упрямо сказала Джинни и всхлипнула. – А ты?
Нащупав свободной рукой ее подбородок, Брэндон приподнял его. Подбородок жалостно дрожал, и на пальцы Брэндона скатилась теплая слезинка.
– У меня все будет хорошо, – сказал он, заставив разбитые губы растянуться в улыбке. Но в ответ девочка задрожала еще сильнее и хотела еще раз зарыться носом ему в грудь. Однако Брэндон не дал ей этого сделать, удержав подбородок на уровне своего лица. – Ну-ка взгляни на меня, Джинни. Я знаю, что похож на мумию, но, поверь мне, под бинтами нет ничего страшного. Так, несколько царапин и синяков.
– Но ты… – всхлипнула Джинни. – Твои глаза!
– Глаза у меня тоже в порядке. Как только снимут бинты…
Произнося эти слова с безапелляционной уверенностью, Брэндон вдруг испытал прилив безудержного страха: а что, если я навсегда останусь слепым? Но сейчас главное – успокоить Джинни. Он постарался улыбнуться.
– Ну, может быть, тебе какое-то время придется водить меня за руку, чтобы я не натыкался на мебель, и вообще.
Ее подбородок снова дернулся, и он почувствовал, что Джинни слабо улыбнулась.
– Да-а? – сказала она, очевидно заинтересовавшись. – Вроде собаки-поводыря?
Он ухмыльнулся.
– Вроде сестрички-поводыря.
– Годится, – довольным голосом согласилась девочка. – Думаю, у меня получится. Нужно только, чтобы никто не передвигал мебель. Я видела по телевизору. Слепые привыкают к тому, как расставлена мебель, а если кто-нибудь передвигает ее, они просто из себя выходят. – Джинни обернулась. – Мы скажем Франциске, чтобы она не забывала, когда пылесосит. Правда, Келси?
Келси! Рука Брэндона упала, как свинцовая, улыбка замерла на губах. Он даже не подозревал, что Келси здесь.
И вот он услышал, как она заговорила, подходя к другой стороне койки, – напряженным, неестественным голосом:
– Да, милая, мы обязательно ей скажем.
Брэндон вдруг разозлился. Она все это время стояла и смотрела на меня… Ничего страшного в том, что меня видит сестренка. Но Келси! Каким жалким, наверное, я выгляжу, каким несчастным – в этом запачканном больничном халате, с трубками капельницы, слепой…
