Фрида Митчелл - Добрая фея
— Полагаю, я должен внести ясность в некоторые вопросы, прежде чем мы двинемся дальше, — сухо сказал Генри и взмахнул рукой. — Присаживайтесь!
— Я вас слушаю. — Оставшись стоять, Хилари вскинула подбородок и расправила плечи.
— Как я вам уже говорил, Доминико избалован матерью моей покойной супруги и ее родственниками. Я считаю необходимым приучить мальчика к строгой дисциплине во всем, иначе он не вырастет таким, как я хочу. — Поскольку Хилари продолжала молча слушать, глядя ему в глаза, он с раздражением добавил: — Надеюсь, вы меня поняли? Ему не следует во всем потакать.
— По-вашему, позволить мальчику называть гувернантку по имени означает потворствовать ему? — искренне удивилась Хилари.
— В некотором смысле, разумеется. — Генри нахмурился. — Видите ли, я опасаюсь, что его бабушка сделает для себя неправильные выводы. Порой она позволяет себе бесцеремонность в обращении с прислугой, мне бы не хотелось, чтобы Доминико брал с нее пример. Вы улавливаете мысль?
Хилари поняла, к чему он клонит, но затруднялась с ответом.
— Как-то раз я заметил, что, погостив у бабушки дольше, чем обычно, Доминико начал грубо разговаривать с Полем, — продолжал Генри. — Я считаю это недопустимым. К сожалению, моя теща живет неподалеку от нас, так что помешать ее влиянию на ребенка довольно сложно. Однако можно постараться исправить его, пока не поздно.
— А как Поль воспринял бесцеремонное отношение к нему Доминико? — спокойно спросила Хилари. Она чувствовала, что отец желает сыну добра, но в своем рвении может добиться обратного результата.
— Он нашел его очень забавным, — пробурчал Генри. — Я не был с ним согласен, и Доминико вскоре убедился в этом.
— Мальчику всего лишь шесть лет!
— Скоро исполнится семь!
— Любовь нужна ему не меньше дисциплины, — настаивала Хилари. — Как вы этого не понимаете? Я никогда не смогу расположить Доминико к себе, если буду настаивать, чтобы он называл меня мисс Пристли. Это не означает, что я позволю ему неуважительно относиться ко мне. Но я предпочитаю, чтобы мальчик выполнял мои требования, руководствуясь любовью, а не страхом. Дети, как вы верно подметили, очень восприимчивы и впитывают как губка все, что делают взрослые. Они копируют их слова и поступки. Но большую часть времени Доминико все же проводит в этом доме и понимает, как ему следует себя вести.
Генри вздохнул.
— К сожалению, я этого пока не заметил. Сильвия не осмеливается перечить ни Доминико, ни его бабушке. Это не доведет до добра. Вам он показался милым ребенком, временами он бывает достаточно любезным. Однако мальчик на все имеет свою точку зрения и не любит уступать.
Хилари мысленно отметила, что в этом сын пошел в отца. Видимо, Генри насторожило выражение ее лица, и он задумчиво произнес:
— Смелость и решительность у Трентов в крови, Хилари. Отец прививал мне упорство и настойчивость с юных лет, и я благодарен ему за это. Но эти качества нужно воспитывать с особым подходом, осторожно.
— Я с вами согласна. Но мальчик будет называть меня только по имени, а не мисс Пристли. И еще: когда я полностью возложу на себя его воспитание, мне потребуется полная свобода действий. Поймите меня правильно: я не собираюсь его баловать. Но ласку и внимание нельзя считать проявлением слабости. Они столь же необходимы, как смех и развлечения. Нельзя запрещать ребенку быть ребенком.
— Вы находите, что я с ним чересчур строг? — Генри пожал плечами. — Что ж, время нас рассудит.
Он внимательно посмотрел на собеседницу, закинул голову и расхохотался, чем поверг ее в замешательство. Хилари ожидала от него очередного язвительного замечания, колкой насмешки, но никак не смеха.
— Глядя на вас, и не подумаешь, что вы смелы и отважны, как львица! Я рад, что не ошибся в вас! Вы крепкий орешек.
Хилари ответила ему долгим изучающим взглядом, пытаясь сообразить, как ей расценить столь оригинальный комплимент. Все их предыдущие разговоры не давали оснований считать Генри Трента человеком, прощающим работающим на него людям дерзости и возражения. И теперь она была поставлена в тупик.
— Да, у меня есть собственная позиция. Особенно в том, что относится к моей работе, — наконец сказала Хилари, глядя ему прямо в смеющиеся глаза. — И что же в этом забавного?
— Я смеялся вовсе не над вами, — серьезно ответил Генри, не отводя взгляда.
А над кем же еще насмехался он все это время? Однако Хилари больше волновало совсем не это. Гораздо сильнее ее беспокоил сам Генри Трент: его натура оставалась для нее загадкой. Но даже с этим она могла бы смириться, если бы не его пугающие обаяние и привлекательность. Эти свойства Генри были просто опасны. Хилари совершенно ему не доверяла, а потому не могла проникнуться искренней симпатией к нему. Для нее он был слишком мужчиной.
— По-моему, вы плохо обо мне думаете, Хилари, — тихо произнес Генри, прищурившись.
Она густо покраснела, ошеломленная такой проницательностью, и не нашла достойного ответа.
— Похоже, я попал в яблочко! — хмыкнул Генри и, подойдя к Хилари, дотронулся пальцем до ее подбородка. — Запомните, я вам не враг!
Она остро почувствовала свою беззащитность перед этим мужчиной. Он и раньше порой вел себя скорее как француз, чем англичанин. И, хотя его, судя по всему, не волновала их близость, Хилари совсем растаяла лишь от одного его запаха.
— Но я так и не думала… — пролепетала она.
— Не притворяйтесь, обманщица! — Он сделал строгое лицо. — Я знаю, что неприятен вам, но это неважно! Главное, чтобы вы полюбили моего сына и нашли с ним общий язык. Счастье и благополучие Доминико я ставлю превыше всего. Надеюсь, что хотя бы в этом мы с вами придем к согласию.
Хилари пыталась найти уместные в этой ситуации слова, но безуспешно: за многие месяцы отшельничества она совершенно утратила навыки общения с противоположным полом. И сейчас, видимо, казалась Генри Тренту настоящей идиоткой.
— Значит, договорились? — тихо спросил он.
Загипнотизированная его взглядом, Хилари лишь кивнула.
— Вот и чудесно!
Он собрался было чмокнуть ее в кончик носа, но Хилари покачнулась, намереваясь заверить его в том, что тоже желает Доминико всего самого лучшего, и нечаянно подставила ему полураскрытые пухлые губки.
Едва их уста сомкнулись, как по телам обоих пробежал огонь. Генри сжал плечи Хилари и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась и не пыталась отстраниться, когда почувствовала, что он целует ее страстно и горячо.
Хилари закрыла глаза, и Генри принялся жадно целовать ее лицо, глаза, шею, уши. Его ладони скользнули по ее спине к бедрам и ягодицам с такой ловкостью и быстротой, что она не успела удивиться, как ощутила несомненное подтверждение желания, пробудившегося в его сильном мужском теле.
Это было уже слишком! Хилари моментально спохватилась, что зашла чересчур далеко, и вернулась в реальность. Боже, что я делаю?! Что позволяю ему вытворять?!
В следующий миг в коридоре послышался звонкий голосок Доминико, зовущего папу, и Хилари отпрянула от Генри, едва устояв на трясущихся ногах.
— Папа! Папа! А можно я покажу Хилари наш дом?
И лишь только она успела сесть в кресло и, раскрыв сумку, притвориться, будто что-то ищет в ней, как мальчик влетел в гостиную. Пока он разговаривал с отцом, Хилари соображала, что она наделала, ей не хотелось верить в то, что с ней случилось, она готова была провалиться сквозь землю. А что он позволяет себе, черт бы его побрал! Боже, какой стыд и позор!
— Папа, можно мне называть мисс Пристли просто Хилари?
Она насторожилась и услышала, как Генри невозмутимо ответил:
— Разумеется, сынок. При условии, что ты будешь разговаривать с ней только по-английски и расширишь свой словарный запас. Месье Паскаль по-прежнему будет давать тебе уроки французского, но ты должен приналечь на разговорный английский.
Выходит, поцелуй не оказал на него ни малейшего воздействия. Он остался холоден, как айсберг! Эта мысль отрезвила Хилари, словно ушат ледяной воды. И если секунду назад она порывалась немедленно покинуть этот дом и помчаться в аэропорт, чтобы срочно улететь назад в Англию, то теперь она передумала.
Хорошо! Если ему на все наплевать, тогда и я останусь холодна, как рыба. И пусть пока мое сердце готово вырваться из груди, впредь я не позволю себе столь опрометчивого поступка. А если Генри думает, что я готова предложить ему дополнительные услуги, то его ждет разочарование. Его страстные ласки мне совершенно безразличны, они абсолютно не вывели меня из равновесия. Хилари вскочила с кресла и бодро спросила:
— Ты готов показать мне мои комнаты, Доминико?
Колени ее все еще тряслись, но она вымучила улыбку.
— С удовольствием, Хилари! — воскликнул мальчик.
— Вот и замечательно. А знаешь, мне в голову пришла идея, как сделать твое обучение английскому интересным и увлекательным. Мы с тобой будем считать, сколько очков ты заработал за минувший день. А когда их наберется сотня, ты получишь приз. Но только учти: я строгая учительница, тебе придется хорошенько потрудиться.