Развод по-турецки или постучись в мою Тверь (СИ) - Блэк Джесси

Развод по-турецки или постучись в мою Тверь

Глава 1

— Ну Джан хорош…

— Да ты вчера говорила, что он подонок.

— Ну так вчера он обижал Айбюке! А сегодня смотри-ка, стол накрыл, бабуле ее помог. Ой, хороший мальчик!

— Тридцатилетний. Мальчик.

— А кто он, девочка?

Мама и бабушка уже полчаса спорят о турецком сериале с пеной у рта, и все это время серия стоит на паузе. Они успели посмотреть всего минут двадцать, то и дело останавливаясь, чтобы поболтать, так что двухчасовая серия будет идти весь вечер, и хорошо если к полуночи эти две фанатки разойдутся по комнатам.

Я с ними не смотрю, сижу над магистерской и не могу сосредоточиться, но так уж вышло, что в нашей квартире комната с телевизором — самое располагающее к работе место. Во-первых, я привыкла учиться под эти сериалы еще со школы. Во-вторых, на кухне слышимость такая, будто мы ее с соседями сверху делим. Я и имена их знаю, и про их кризис в семье. Ну и, в-третьих, я пишу работу как раз по тюркской культуре, и бормотание всяких Джанов на фоне очень даже в тему.

Фанатки Турции создали все условия, чтобы я успешно отучилась на тюркологии и даже поступила потом в магистратуру. Я ни о чем, в общем-то, и не жалею. Они все мечтают, что я перееду работать в Стамбул и их с собой прихвачу. Мама моя — учитель английского в общеобразовательной школе, а бабушка в регистратуре сидит, но обе хотят сидеть на берегу Босфора и смотреть на закат, поедая симит.

— Наташ, дверь открой, у нас тут что-то намечается, — я вздрагиваю, потому что ушла в свои мысли и пропустила звонок в дверь.

— А у меня работа между прочим, — вздыхаю, но встаю из-за стола.

— А у нас щас Айбюке кофе подавать семье Джана будет. А, паразитка, смотри, че делает, — и это точно не про меня. Потому что у бабушки сейчас любимая внучка — это Айбюке, а не я.

Домофон в нашей девятиэтажке уже три года не работает. Однажды зимой замерз, размагнитился, и теперь его никто не чинит. Мы привыкли к проходному двору, но дополнительный замок все-таки врезали. Звонки сразу в дверь — привычное для нас дело, так что я спокойно иду открывать, даже не глядя в глазок. Это или соседка снизу опять пришла жаловаться на громкие разборки моих родственниц, или соседка сверху денег занять, которых у нас все равно нет. Больше некому.

Прежде чем открыть пробегаю взглядом по отражению в зеркале — просто по привычке — и машу рукой. Я в домашнем: пижама, шерстяные носки и сверху свитер с оленями, который еще мама носила, когда в школе училась. Люблю я такие вещи.

Щелкаю замком, открываю дверь и замираю.

— Привет, — говорит человек, которого я не видела со времен, когда целый год провела на практике в Стамбуле. И это было давно, два года назад. Сердце екает, сжимается от боли, и я точно бледнею, кожей чувствую. Часто представляла себе этот момент, но никогда не думала, что он случится.

Может, я уснула над учебниками?

— Привет…

А он совсем не изменился. Темно-русые волосы, легкая щетина и темный пронзительный взгляд. Очень жаль, что он не обзавелся пивным животом, кольцом на пальце или морщинами. Да хоть бы один волосок поседел! Но нет. Такой же молодой и красивый, быть может, даже лучше стал. А я за три года отрастила волосы и больше не обладательница каре. Перекрасилась из черного в натуральный безумный-рыжий, как зовет его мама, и набрала ровно два кило, потому что мне уже не девятнадцать и я имею на это полное право.

— Эм… как дела? — спрашиваю его тоненьким голосом, он смотрит на меня не отрываясь, а мне неловко. Что нужно-то? Что забыл в нашей Твери? На чем приехал? Прямо из Стамбула на своем черном кабриолете?

Думаю об этом и тут же начинаю хихикать, а он из-за этого еще более жадно впивается в меня вглядом. Только через несколько секунд выдыхает и произносит:

— Мне нужен развод.

Эм… что?

А, это не вслух.

— Эм… что?

— Как выяснилось, мы женаты и…

Я быстро машу руками, веля ему замолчать, беру Эмре Демира за шкирку и тащу в квартиру. Ну, точнее, он сам идет и очень быстро перехватывает контроль: заводит мои руки мне за спину, как бы намекая, кто тут главный. Ой, малыш, а ты забыл что со мной такое не прокатывает?

В общем, метр по коридору — и мы в моей крошечной спальне. Кажется, Эмре никогда в таких маленьких помещениях и не был. Ну и что? Ну вот да, бывают комнаты три на три метра, и это я даже немного преувеличила, потому что она и того меньше.

Он держит мои руки, мы прижимаемся друг к другу животами — кажется, тот стал еще тверже. Интересно, и кубиков прибавилось? Боже, о чем я вообще думаю, а? О том, что дыхание Эмре касается моих губ, а глаза сверлят со злобой. И мы оба тяжело дышим, вот черт. Да у меня губы горят от того, как горячо сейчас внутри. Я думала, что все уже отболело, а у меня каждая клеточка кожи ноет от малейшего контакта и требует большего.

— Не кричи так, а то услышат, — шиплю я. Эмре вздрагивает, потому что воздух из моих губ касается его, и мне даже кажется, что сейчас он вопьется в мои губы, как умеет. Более того, как никто больше, кажется, не умеет, потому что после него все было не то, и я бросила жалкие попытки ходить на свидания.

— Кто услышит?

От его голоса по коже мурашки бегут. А я скучала. И видимо, очень-очень сильно. Моя практика прошла что надо. Я вернулась с разбитым сердцем и проплакала следующий год, как дура, а этот тип мне даже ни разу не написал.

— Не важно. Что ты несешь, какой развод?

— Мы, оказывается, два года назад поженились, — спокойно говорит мой “муж”.

Он стоит ко мне очень близко. Очень-очень близко. Я даже хотела бы заплакать, если честно, оттого, насколько мы близко, потому что, ох, как же он приятно пахнет! И по коже от него электрический ток.

— А?.. — так, я увлеклась обнюхиванием, кажется. Что он там сказал? Мы что? Я вырываюсь, и он будто бы с сожалением меня отпускает.

— Мы. По-же-ни-лись, ты за два года турецкий забыла?

Я, признаться, забыла, на каком языке мы разговариваем от шока. Это турецкий? Ну ок.

— Мы не могли пожениться, — смеюсь я и шлепаю его освободившейся рукой по плечу. Эмре со всей строгостью смотрит на место, куда я ударила, потом на меня.

— И правда, слабо верится, — комментирует он совершенно ледяным тоном.

Какой кошмар. Он мне так даже больше нравится.

— Собирайся, поехали.

— Куда?

— В Стамбул. Разводиться.

А вот это уже новости. Я замужем. Я лечу в Стамбул. Разводиться? Да черта с два.

Ты меня бросил, ты и решай проблемы.

Глава 2

— Это какой-то розыгрыш? — отступаю назад, выйдя из ступора. Скрещиваю руки на груди, чтобы спастись от этого… турецкого наваждения! — Сейчас выпрыгнут люди с камерами, да?

Я демонстративно подхожу к окну и трясу шторы, с которых, слава богу, пыль не летит. Помню, какой Эмре педант. Пока мы путешествовали по миру, он столько жалоб оставил в гостиницах, что его как клиента боялись бы больше Лены Летучей, если бы где-то, кроме России, знали, кто она такая.

— Хе-хей! Вы где? Маленькие папарацци, выходите!

— Ты ведешь себя как ребенок, — строго отчитывает меня. Всегда терпеть не могла этот его тон. Будто он самый умный, воспитанный и взрослый.

— А ты делаешь мне замечания в моем доме! Заметь, я тебя не звала, ты сам пришел!

Я злюсь, щеки пылают, волосы разметались, а он… он смотрит на меня тем самым взглядом, который всегда сводил меня с ума. Он обожал учить меня жить, хотя старше всего-ничего, но ему также нравилось, как я злюсь. А я раньше вообще взрывалась по любому поводу.

Искры между нами всегда ощущались физически. Да мы могли одними взглядами спалить номер! Потому что терпели, потому что традиции, потому что нельзя было, а потом… А потом случился Вегас, нас поженил Элвис, и… собственно, это была лучшая неделя в моей жизни. Потому что после нее были только слезы и тлен.