Мэриан Палмер - Белый вепрь
— Дэви, найдите, чем заткнуть ему рот, пока шума не поднял, — выдохнул Хамфри Тэлбот. — И принесите веревку, да поживее, ради Бога, а то этот сукин сын скользкий как угорь.
Слуга наклонился над сумками, сваленными у двери, и, как бы решая, с чего начать, на секунду задумался. Наконец он взял одну из сумок, сделал на ней длинный надрез и отодрал кусок ткани. Дэви пытался сделать из него кляп, но у него ничего не вышло. Он снова взялся за нож. Хамфри негромко выругался. Ноги его в чем-то запутались, ему было все труднее удерживать Фрэнсиса. Тот тяжело дышал и, казалось, вот-вот сможет кричать. Хамфри сдавил противнику горло, и вовремя: как раз в этот момент в холле послышались легкие шаги. Анна закричала:
— Нет, нет, Уилл, не надо, иди к себе…
Но мальчик уже был на пороге. Он изумленно смотрел то на мать, то на сошедшихся в схватке мужчин.
— Анна, пусть немедленно уйдет отсюда, — прошипел Хамфри.
Дэви отчаянно рванул ткань, запутался в ней, упал на пол и умоляюще произнес:
— Господин Уилл, помогите мне, пожалуйста, распутать эти веревки, вот так, хороший мальчик…
Слуга Хамфри говорил с легким кельтским{156} акцентом. Раздался резкий голос Хамфри. Он бросил слуге несколько слов, из которых Фрэнсис ничего не понял. Впрочем, сейчас он и по-английски ничего не разобрал бы. Фрэнсис не отрываясь смотрел на сына, на его мертвенно-бледное лицо и застывшую фигуру. Казалось, он пытается тронуться с места, но что-то ему мешает.
Фрэнсис повернул голову.
— Погодите…
Крепкая хватка на его горле чуть ослабла, так что он смог произнести:
— Погодите, Тэлбот. Я готов дать вам обещание.
Наступило молчание. Фрэнсиса отпустили.
Мальчик все еще стоял на пороге. Хамфри, улыбаясь, потрепал его по плечу.
— Что ты так смотришь, словно дикаря увидел, малыш? Что с тобой, право? Ты что, впервые видишь, как приятели ссорятся? Да и все кончено: просто не хотелось, чтобы ты подходил, еще задели бы ненароком. — Он повернул голову к Фрэнсису, все так же улыбаясь, добавил: — А вы уже не тот, Ловел. Двадцать лет назад мне бы вас не удержать.
Он подмигнул кузине. Та гладила сына по шелковистым волосам.
— Не надо было тебе вставать, Уилл, — сказала Анна. — Что, сон дурной приснился?
— Нет, просто что-то послышалось, вроде… — Голос мальчика осекся. Видно было, что он старается понять, что же все-таки происходит. Фрэнсис, тяжело дыша, оперся о спинку кресла. Мальчик метнул на него вопросительный взгляд, но тут же уткнулся глазами в пол. Перевязанные сумки были свалены в кучу у окна. Дэви незаметно затягивал узлы. Словно сообразив, что в них может находиться, мальчик через всю комнату побежал к Тэлботу и уткнулся ему в живот.
— Вы уезжаете, сэр? Возьмите меня с собой, я хочу уехать вместе с вами и Дэви…
Хамфри посмотрел в глаза его отцу. Они почернели, словно угли, веки тяжело набухли. Помолчав мгновение, рыжеволосый ответил:
— Боюсь, ничего не выйдет, Я ведь говорил тебе, что когда-нибудь мне придется уехать, правда? Вот этот день и настал. А теперь возвращайся в постель. Давай, давай, Уилл, иди и не плачь, ведь ты уже не младенец.
Это подействовало. Кое-как мальчика удалось выпроводить из комнаты, рыдания постепенно затихли.
Задумчиво поглядывая на застывшую фигуру Фрэнсиса, Хамфри сказал:
— Ну что ж, Ловел, полагаю, можно сказать, что мы квиты. — И грубо добавил: — А на что другое, черт побери, вы могли рассчитывать? Что он о вас знает? Вы для него — только слезы матери, и, видит Бог, у нее были причины для них. Вы что, надеялись стать ему настоящим отцом, забрав отсюда?
Фрэнсис почувствовал какой-то странный зуд в ладони и только тут сообразил, что до сих пор держит нож. Он с трудом разжал застывшие пальцы, и нож упал на пол.
— Я не намерен выслушивать ваших нотаций по поводу воспитания моего сына, Тэлбот.
— Фрэнсис, — прошептала Анна. Она протянула к нему руки, и при этом движении халат распахнулся — показалась смятая ночная рубаха. Анна двинулась было к нему, но ее остановил острый взгляд мужа.
— Прикройтесь, мадам. Что-то я сейчас не в настроении.
Хамфри шагнул вперед, остановился и, побледнев, обнял Анну за плечи. Губы ее беззвучно шевелились. Хамфри повел кузину к двери, она прижимала ладонь ко рту. У двери Хамфри остановился и взял лицо Анны в ладони.
— Дорогая, мне надо ехать. Не стоит спускаться вниз, мы слишком долго искушали судьбу, и она может от нас отвернуться, если станет известно, что вы дали мне убежище. Бог вознаградит вас, кузина, — я, к сожалению, не могу. А теперь прощайте и помните, что я сказал: Шрусбери — ваш родич. Я напишу ему. — Он не сводил глаз с ее побледневшего лица. — Я полюбил вас, Анна, когда вы были еще совсем ребенком. Как жаль, что тех времен уж не вернешь. Я бы один-единственный час с вами не отдал за все золото Франции.
Он прижал ее руку к своей щеке и легким движением подтолкнул к двери. Глядя ей вслед, Хамфри коротко бросил Дэви:
— Ступай, когда надо, позову. — Он повернулся к Фрэнсису: — Ловел, мне нужно с вами поговорить.
— Не стоит испытывать мое терпение слишком долго, Тэлбот, — хриплым голосом отозвался тот. — Я пообещал, что дам вам свободно уехать. И свое слово сдержу.
— Да уж пожалуйста, милорд. Здесь две двери, а между вами и вашими друзьями мы с Дэви. Попробуйте только пикнуть, и не скоро вам удастся воспользоваться их помощью.
Хамфри подобрал с пола кинжалы, один он сунул в ножны, другой швырнул во двор и двинулся к двери, ведущей в холл. Фрэнсис бессознательно отметил, что Хамфри сильно изменился за прошедшие годы, разве что волосы остались рыжими.
Раньше, рассуждал про себя Фрэнсис, и фигура и лицо у него были потяжелее, а губы — всегда готовы искривиться в презрительной усмешке. Теперь от нее и следа не осталось, светлые глаза его горели, он сильно похудел.
— Ловел, — неожиданно вновь зазвучал голос Хамфри, — ваша жизнь только что висела на волоске, а точнее, на кончике моего кинжала, и если вы думаете, что я не пустил его в ход из любви к вам или из боязни нарушить покой тех, кто храпел неподалеку, то заблуждаетесь. Но есть у меня в жизни главное — мир и покой кузины. Немало испытаний выпало на мою долю с тех пор, как вы выставили меня из Англии, и чего бы я только не отдал, чтобы сделать вас рогоносцем в вашей собственной мягкой постели — а возможностей за последнюю неделю у меня было хоть отбавляй. Только, увы, жена ваша любит меня совсем не той любовью, что я ее. Она дала мне приют из милосердия и еще потому, что когда-то я походил на ее брата; но для нее всегда существовал и всегда будет существовать только один мужчина — вы, что заставляет меня искренне жалеть ее. Странное племя женщины, — Тэлбот мерзко усмехнулся, — полагаю, ваш богатый опыт подтверждает это.
