Мэри Маргарет Кей - Дворец ветров
– Весьма удобно для старшей рани, которая, полагаю, взяла в свои руки реальную власть в Каридкоте, – сухо заметил Аш.
– Пожалуй, – согласился Махду. – Что довольно странно, ведь, по слухам, раньше она была танцовщицей в Кашмире. Однако более двух лет она являлась истинной правительницей княжества и умерла в звании махарани.
– Она умерла? – воскликнул Аш, потрясенный.
Почему-то такое казалось невозможным. Он никогда даже не видел Джану-рани, но она имела огромное влияние в Хава-Махале, и у него просто в голове не укладывалось, что этой неистовой, безжалостной женщины, полностью подчинившей себе раджу и замышлявшей убить Лалджи и самого Аша, больше нет в живых. Все равно как если бы сам дворец-крепость рухнул, ибо она казалась неуязвимой.
– А тебе рассказали, как это случилось, ча-ча?
Мудрые старые глаза Махду блеснули в слабом свете от кальяна, когда он искоса взглянул на Аша и тихо проговорил:
– Она поссорилась со своим старшим сыном и в скором времени скончалась – поела отравленного винограда.
У Аша перехватило дыхание.
– Ты имеешь в виду… Нет! В жизни не поверю! Только не родную мать!
– Разве я сказал, что это сделал он? Нет-нет! – Махду испуганно помахал ладонью, словно отгоняя от себя напасть. – Разумеется, был проведен талаш[40], и в ходе его выяснилось, что она сама отравила виноград, намереваясь избавиться от полчищ ворон в саду, и, видимо, по невнимательности оставила несколько ягод на собственном блюде…
Кальян снова коварно захихикал, но Махду еще не закончил.
– Я уже сказал тебе, что нынешний правитель Каридкота претерпел много несчастий? Сначала старший брат, потом отец, а через два года и мать. А до них – один из двух маленьких братьев и сестра, которые все умерли во младенчестве в год, когда холера унесла жизни многих детей, да и взрослых мужчин и женщин тоже. Теперь у махараджи остался только один брат – маленький принц, что находится здесь с нами. И только одна родная сестра, младшая из двух раджкумари, отправленных в такую даль для бракосочетания. А старшая приходится махарадже лишь сводной сестрой – она дочь второй жены его отца, которая, говорят, была чужеземкой.
«Джули!» – подумал Аш, глубоко потрясенный этой мыслью. Так значит, высокая женщина с лицом, прикрытым краешком сари, которую он видел в шатре невест два дня назад, – это та самая малолетняя дочка фаранги-рани, Анджули, заброшенная невзрачная девочка, которую нотч презрительно сравнивала с незрелым плодом манго и все во Дворце ветров называли Каири-Баи. Это была Джули, а он и не знал!
Аш долго сидел в молчании, глядя на звездное небо и оживляя в памяти прошлое, пока лагерь у него за спиной отходил ко сну. Голоса людей и животных постепенно стихли, превратившись в неясный гул, который терялся в шелесте баньяновых листьев, колеблемых дыханием ночного ветра, а кальян Махду ритмично булькал аккомпанементом к монотонному бою далекого барабана и вою шакальей стаи на равнине. Но Аш не слышал этих звуков, он находился далеко отсюда – как в пространстве, так и во времени – и разговаривал с маленькой девочкой на балконе полуразрушенной башни, откуда открывался вид на вечные снега Дур-Хаймы…
Как он мог почти напрочь забыть Джули, когда она составляла столь значительную часть его жизни в Хава-Махале? Нет, он ее не забыл – он ничего не забыл. Просто задвинул ее в дальний уголок памяти и никогда не думал о ней – возможно, потому, что всегда считал ее присутствие в своей жизни чем-то само собой разумеющимся…
Позже той ночью, когда Махду ушел, Аш отпер маленькую жестяную шкатулку, купленную давным-давно на первые карманные деньги. В ней хранились самые дорогие его сердцу предметы: серебряное колечко Ситы, последнее незаконченное письмо отца, часы, подаренные полковником Андерсоном в день их прибытия в Пелам-Аббас, первая пара запонок и дюжина других безделиц. Он перерыл все в поисках чего-то и в конце концов вытряхнул содержимое шкатулки на свою походную кровать. Да, он никуда не делся, маленький плоский квадратик сложенной в несколько раз пожелтевшей от времени бумаги.
Аш поднес крохотный пакетик к лампе, развернул и долго смотрел на предмет, находившийся в нем: кусочек перламутра, являвшийся половинкой китайской фишки в форме рыбки. Кто-то – фаранги-рани? – просверлил дырочку в глазу рыбки и пропустил через нее шелковый шнурок, чтобы носить на шее, как носила Джули. У Джули не было вещи дороже, но все же она подарила единственное свое сокровище Ашу на память и попросила не забывать ее, а он даже не удосужился хоть раз подумать о ней, занятый другими, более важными мыслями. А с отъездом Кода Дада из Гулкота некому стало передавать ему новости о событиях во дворце, потому что никто там – даже Хира Лал – не знал, что сталось с Ашем и куда он подался.
Той ночью Аш почти не спал, и, пока он лежал, глядя в темноту, сотни разных незначительных эпизодов прошлой жизни, забытых с течением лет, оживали в памяти и проносились перед мысленным взором. Ночь фейерверков и пиршеств по случаю рождения сына Джану-рани – Нанду, нынешнего махараджи Каридкота. Имена и лица товарищей по играм на гулкотских улицах – Гопи, Читу, Джаджата, Шоки и других. Смерть маленького мангуста Туку и разговор с Хира Л алом, который советует ему относиться к Лалджи терпимо, ибо он, Ашок, гораздо счастливее своего господина. Вот Джули приносит ему серебряную монетку достоинством в четыре аны и говорит, что им надо начать копить деньги на дом, который они построят в долине Ситы. А вот они вдвоем прячут драгоценную монетку под расшатавшимся камнем в полу Королевского балкона. Они собирались время от времени пополнять свои сбережения, но не получили такой возможности, и сейчас было странно думать, что монетка (если только Джули не забрала ее оттуда позже) по-прежнему лежит под камнем, спрятанная и забытая, – как половинка талисмана, которая долго пролежала на самом дне шкатулки, не попадаясь на глаза и не напоминая о себе…
Звезды уже начали бледнеть, когда Аш наконец заснул, и за мгновение до того, как веки его сомкнулись, в памяти всплыла фраза из какого-то давнего разговора, которую произнес он сам, хотя не помнил, в какой связи.
«Будь я на твоем месте, Джули, я бы никогда не вышел замуж. Это слишком опасно».
«Почему опасно?» – вяло подумал Аш, погружаясь в сон.
15
– Ахсти! Ахсти! Кхабадар, Премкулли. Шабаш, мера моти… аб ек ор. Бас, бас! Кья курта олоо? Никал-джао! Арре! Арре! Хай! Хай! Хай!..
Многотысячная толпа переходила реку вброд под обычные возбужденные вопли и крики, и, как всегда, одна из повозок застряла на полпути и ее вытягивал слон.
