Екатерина Мурашова - Танец с огнем
Еда – сытная, разнообразная и в идеале – практически непрерывная. Если куда-то идем или едем – сзади мальчик непременно несет корзинку (уверенность кухарки, передающаяся всем прочим: совершив хоть какое-то физическое действие, господа непременно проголодаются и сумеют на двоих съесть и выпить нечто объемом с осьмушку кубического метра). Очень много свежей зелени и даже ранних овощей – в обширных теплицах весь световой день колдует и творит чудеса округлая, сама вегетативно-овощного вида огородница Акулина.
Благословенное действие природы и сельской жизни – у меня внутри как будто слегка отпустила сжатая пружина и (глядя по утрам в зеркало) почти разгладилась складка между бровями. Надя как вылупляющаяся из куколки бабочка или открывающееся соцветие на ветке – сперва сняла плед, потом, к моему удивлению, и очки. Из чемодана явилось что-то вроде светлого летнего пальто с пелериной, по виду – лежалое, давно не надеванное. Бойкая горничная Феклуша тут же уговорила, а скорее – заставила его снять, отпарила, отутюжила, где-то подкрахмалила и подшила – получилось нечто весьма импозантно летящее, с расходящимися полами, похожими опять же на крылья птицы… «Я – чайка, чайка!» Дальше Феклуша с язвительной Настей провели, по-видимому, ревизию Надиного чемодана и подготовили следующий наряд – темная юбка с кокеткой и складками понизу и светлая кофта с воланом. Тут оказалось, что у Нади – тонюсенькая талия, изящества которой в ее обычных нарядах невозможно было даже предположить, а темные глаза с золотистыми искорками могут смотреть не только классово-определенно, но и вполне ласково (во всяком случае, на щенков, цыплят, телят и козлят, которые по весне народились в усадьбе во множестве).
Взгляды обеих горничных и даже маленькие глазки Агриппины – стали отчетливо вопросительные. В Надины глаза – неловко взглянуть, что-то увижу и что с этим после делать?
У-садьба – дом у сада. Запах ночной сирени, круглолицая луна с театрально-трагическим заломом бровей, роса на подоконнике, птичий щебет – подчеркнуто, почти до издевки наивный, солнечные полосы на чисто вымытом полу…
Жаль, что не поехал Адам. Помимо прочего, он умеет оттягивать на себя внимание и им с пользой распоряжаться. Я могу, я привычен жить в тени, солнцепек не всем нужен – я же не ящерица из Синайской пустыни…
И я не за этим сюда приехал!
Через несколько дней засасывающей усадебной неги стало возможным, наконец, приступить к расспросам.
То, что сразу настроило на оптимистический лад: по-видимому, никто в усадьбе не предполагает в Любином отъезде внезапного безумия. По всем, без исключения отзывам исчезла она в состоянии не большей странности, чем обычно. И раньше уезжала.
А вы прежде-то барышню знали? Еще в детских годах? Ну так а чего тогда спрашиваете? Она же словно ветер весенний – не угадаешь, как в следующую минуту задует… Уехала и уехала. Куда? – не сказала, конечно. Но кому же ей тут отчет давать? Сосед, Максимилиан Антонович Лиховцев, друг или кто там их разберет – тот через три дня, как она пропала, явился: сам не свой и едва не погиб по дороге. Может, промеж них какая ссора прежде и вышла, но это уж вы у него любопытствуйте, он нам не докладывался…
Оставила распоряжения. Каждому в свой черед. Основное – Груне и Степану, доверенные лица.
Сам я Степана помнил смутно, но Люба описывала его сильным, упрямым, дерзким. Увидел всего раздерганного, с ввалившимися глазами, словно в непрерывной горячке худого мужика – болен тяжело? Предложил осмотреть его и полечить, отмахнулся, но не агрессивно, а изможденно-устало. Куда и зачем отправилась Люша – тоже не знает, но не особо, а точнее – и вовсе о ней не беспокоится. Делает назначенные ему дела по усадебному хозяйству, но без азарта, как будто бы через силу. Впрочем, собирается зачем-то перебирать старый амбар и строить новую конюшню. Люша, вроде бы, заранее дала добро.
С Груней говорила Надя. После отчиталась, что по своему положению (имеется в виду глухота? Или еще что-то?) девушка вполне благополучна, о хозяйке беспокоится, но умеренно. Полагает, что Любовь Николаевна, насытившись своим новым развлечением (о характере его Груня как будто бы ничего не знает) и впечатлениями от него, непременно вернется в Синие Ключи, к детям и Синей Птице. Синей Птицей подруги с детства называют дом и считают, что у него есть душа и свой личный характер. Агриппина явно знает больше того, о чем согласна говорить. Когда вопрос кажется ей неудобным, ловко прикидывается ничего не понимающей и туповатой.
Она же отослала нас к старику Корнею, с которым Люша жила на Хитровке, и которому, отбывая, поручила непременно каждый день рассказывать Капочке сказки. А через Корнея можно поговорить и с колдуньей Липой, с которой у старика какие-то давние-предавние связи…
Мы собирались непременно проделать все это буквально на следующий день, но не успели…
Ночью сквозь путаный, потливый сон в мою комнату резко постучали. Я подскочил на кровати, услышал, как зашевелилась в соседней комнате Надя. Однако будили явно именно меня.
– Кто там? Что надо?.. Да зайдите же, я засов не запираю!
Вошла фигура с лампой, лицо подсвечено снизу, кажется древним, жутковатый взмах ресниц.
– Аркадий Андреевич! Это я, Настя. Колдунья Липа вас зовет…
– Что за черт! – у меня даже мурашки по спине пробежали. Сразу вспомнился Любин рассказ про здешних Синеглазок и прочую нечисть. Луна путалась в ветвях. В углах качались тени. – Почему ночью?!
– Дочь лесника рожает. Ребенок не идет. Помрут вот-вот оба. Липа знает, что вы доктор, зовет вас на подмогу. Она старая уже…
Все сразу встало на свои места. Естественно, что у местной колдуньи (разновидности, как я понимаю, духовной власти) должны быть свои источники информации, и появление в округе нового человека не осталось ею незамеченной. Доложили ей и о моей специальности, тем более что уже показал делом: полдюжины-то нарывов я вскрыть успел…
Одеться врачу-практику – дело минуты. Щегольский докторский чемоданчик – подарок Марины и ее мужа к окончанию университета – всегда стоит готовым возле моей кровати. Ополоснуть руки, лицо…
Настя: я выйду, снаружи подожду. Фрол Матроса седлает уже, Эфир резвее, но вам с ним не сладить… – опытная служанка, понимает, что человеку, разбуженному посреди ночи, надо на горшок сходить.