Елена Арсеньева - Соблазны французского двора
Марию не заботило, как привлечь внимание Комаровского: ее нелепую фигуру нельзя не заметить.
Голубые глаза императорского курьера скользнули по ней с пустым любопытством, но тотчас взглянули пристальнее… и такое детское изумление изобразилось в возмужалых чертах его, что Мария не сдержала радостного смеха.
Она вскочила, сквозь невольные слезы глядя в повлажневшие глаза своего былого обожателя. Но тут улыбка сошла с лица Егорушки, и он с тревогой глянул по сторонам: трое поселян, ожидавших отправления лодки, приближались к ним с самым угрожающим видом. Возглавлял их лодочник.
С усмешкой окинув взглядом Марию, он обронил:
– Вы, кажется, хотели платье постирать, молодая фройляйн? Сейчас мы вам поможем, – и резко взмахнул рукой: – Бросьте ее в воду! А его – держите покрепче!
В ту же секунду он сам и еще один человек набросились на Комаровского, а двое других схватили Марию, подняли как перышко и швырнули в озеро.
Опускаясь на дно, она успела подумать: «Ну и дура! Зачем им бегать за мной по горам? Они и так знали, что я должна появиться на пристани!»
Да уж, рановато возомнила Мария, что удача на ее стороне! Можно было додуматься, что Эрлах и Джордж от своей затеи не откажутся: ведь иначе их ждала смерть. А теперь смерть ждет ее, Марию…
Ноги коснулись каменистого дна, и оцепенение враз ушло. Мария ринулась к поверхности. Юбка, поднявшись вверх, затрудняла движения рук. Но вот наконец-то!
Со стоном вырвалась Мария из воды, всхлипнув, вдохнула воздух, отбросила с глаз мокрые волосы – и снова, как там, возле конторы дилижансов в Париже, картина мира замедлила свое движение перед ее взором, словно для того, чтобы Мария смогла разглядеть оцепеневшую старуху в черном, Комаровского с заломленными руками и окровавленным лицом, лодочника, крепко прижавшего к груди заветную корзину, трех его сообщников… и всадника, вылетевшего на пристань.
Управляя конем лишь с помощью колен, он выстрелил из двух пистолетов разом – и двое нападавших тотчас упали. Отбросив бесполезное оружие, всадник выхватил шпагу и пронзил того из противников, который все еще держал Комаровского, а потом, заворотив коня, направил его на лодочника – и конские копыта опустились на голову злодея. Всадник же успел еще выхватить из рук лодочника корзину, прежде чем тот рухнул с проломленной головой. И все это, чудилось, произошло в одно мгновение.
Тяжелая, мокрая юбка потянула вниз, Мария едва не захлебнулась, но снова вырвалась на поверхность – как раз вовремя, чтобы увидеть, как всадник выхватил из корзины сургучный пакет, отшвырнул ненужную плетенку и, крикнув по-русски: «Помоги ей, граф!» – бешеным аллюром погнал коня прочь, успев лишь раз оглянуться и метнуть в Марию такой знакомый, такой синий, такой надменный взгляд…
Итак, он все же и тут поспел вовремя, этот неистовый Корф!
25. Сокровище былых времен
Все, разумеется, объяснилось очень просто. За отправкой злополучного «человека в трауре» следила не только Мария. Переодетый Корф и сам был в конторе дилижансов, наблюдая не только за своим посыльным, но и – с изумлением – за переодетой женой. Однако, когда курьера ударили ножом, барон был слишком занят преследованием убийцы, и лишь после того, как дома он выслушал испуганные причитания Глашеньки, мол, баронесса исчезла, не надев ни одно из своих платьев! – он смог связать концы с концами.
– Надеюсь, он не заподозрил меня в предательстве? – мрачно спросила Мария Симолина, который и посвятил ее во все эти подробности.
– Ну что вы! – воскликнул Иван Матвеевич, но как-то не слишком убежденно, и Мария с тоской поняла: так оно и было! Разумеется, о Николь Корф ничего дурного не мог подумать, а вот о своей венчанной жене… Да, похоже, подозрения рассеялись у него лишь в ту минуту, когда ее чуть не утопили, но и тут у него не нашлось времени отнестись к ней со вниманием. А то, что благодаря Марии раскрылось предательство Эрлаха и его истинное лицо, – это вроде бы сущая безделица.
Вернувшись спустя десять дней в Париж (она и вовсе хотела уехать вместе с Комаровским в Россию, да не было на то ни денег лишних, ни проездных документов, пусть и фальшивых), Мария появилась на улице Старых Августинцев, лишь побывав у Симолина, которому подробно пересказала все свои приключения. Разумеется, она не обошла молчанием и Николь, однако тут Иван Матвеевич покосился на нее столь лукаво и недоверчиво, что Мария осеклась: конечно, он не сомневается, что ее гневливые слова – клевета, продиктованная ревностью! И уж если Симолин, ее верный друг и покровитель, так решил, то можно особо не напрягать воображение, чтобы понять, какова будет реакция Корфа. Уж он найдет самые ядовитые слова, чтобы уничтожить Марию! Ее отчаяние, страх, усталость, все опасности, которым она подвергалась, – ничто для него!
Спасибо, хоть Симолин понял, что́ привелось ей испытать. Слушая повествование Марии, он раза два даже слезинку с глаз смахнул, а потом заключил ее в объятия и расцеловал так крепко, что она засмеялась.
– Истинно говорят: исключительный человек ищет исключительной судьбы. Нет цены вам, душа моя, Марья Валерьяновна! – с чувством выговорил Симолин. – И куда только господин маркиз Шалопаи смотрит? Эх, будь я на его месте или хоть годков на двадцать помоложе, чем ныне, увел бы я вас от Димитрия Васильевича – это уж как пить дать. Увел бы! И за великое счастье почитал, коли бы вы меня своей любовью почтили!
Тут настал черед Марии утирать повлажневшие глаза. Симолин, который, как всякий мужчина, чувствовал себя неуютно при виде женских слез, немедленно дал отбой:
– Да не нужен! И венгерец этот – не нужен. Знаю, надобен один только Корф, а ему…
Симолин осекся, махнул рукой и более на эту тему не говорил. А что говорить, когда Мария и без слов все знала и все понимала?
«Ничего я Димитрию не скажу про Николь, – решила она мстительно. – Пусть остается в дураках. Пусть новые и новые замыслы его рушатся, пусть…»
Пусть – что? Пусть гибнут новые курьеры? Пусть страдают российские интересы во Франции? И все это лишь потому, что дипломатический агент Корф не желает признать: его любовница – шпионка его врагов? Нет, барон уж как хочет, а Мария постарается выполнить свою клятву: отомстит Николь за все, и за гибель курьера – тоже!
Это мужественное решение исполнило ее душу такой печалью и усталостью, что она опять едва сдержала слезы. Всегда она одна – в любви, в жизни, в опасности… Простосердечный Егорушка за ничтожное время их знакомства проявил к ней заботы и нежности больше, чем Корф за все годы их брака. Даже бесследно исчезнувший из ее жизни Вайян! Даже Симолин! Что уж говорить о Сильвестре… Наверняка все время, пока Мария числилась в нетях, маркиз метался под окнами ее дома, вне себя от беспокойства и ревности, а уж графиня-то Гизелла небось утром и вечером являлась туда с визитами – узнать, когда воротится баронесса, как если бы они были с Марией бог весть какие неразлучные подруги. Гизелла мечтает, чтобы Мария была свободна; сколько раз намекала, что надобно потребовать развода и искать новое счастье!
