Вера Рочестер - Месть еврея
Около семи часов вечера Амедей пришел в сознание.
— Папа! — прошептал он, страдальчески беспокойным взглядом смотря на князя.
Этот взгляд и призыв как ножом резанули Рауля по сердцу.
— Я здесь, дорогое мое Дитя,— сказал он, наклонившись, и две горькие слезы упали на лоб ребенка.
— Ты плачешь, папа? — тревожно спросил Амедей.— Не плачь, ведь ты же не нарочно это сделал,— утешал он, гладя рукой по щеке князя.— Ты же не знал, что я, несмотря на твое запрещение, войду, не постучав. Я не видел тебя со вчерашнего дня и так хотел посмотреть на тебя в полной форме в кабинете.
Рауль не в силах был отвечать и поцеловал его в щечку.
— Ты, мама, не плачь,— продолжал Амедей, протягивая другую ручку Валерии.— Теперь мне уже не так больно... Когда я выздоровею, я всегда буду послушным.
Подавляя рыдания, молодая женщина обняла ребенка.
— Да, ты выздоровеешь, дорогой мой, и мы будем счастливы. Но ты горишь, не хочешь ли пить?
— Да, дай мне попить чего-нибудь очень холодного.
После этого ребенок снова впал в забытье, но это
спокойствие было непродолжительным.
— Папа, папа, я задыхаюсь,— стонал он, мечась по постели.
Рауль приподнял тяжелые занавеси и открыл окно. Чистый воздух, лучи заходящего солнца ворвались в комнату.
— Поднеси меня к окну, я хочу больше воздуха, хочу поглядеть в сад,— сказал ребенок, протягивая руки к окну.
Рауль поднял его и подошел с ним к окну. Кудрявая головка мальчика лежала на плече князя. С минуту он смотрел унылым взглядом на зелень, но вдруг вытянулся, широко раскрыл глаза, с выражением ужаса он ручкой ухватился за шею князя.
— Мама, папа, помогите, мне страшно! Ах. Все темнеет,— проговорил он слабеющим голосом.
Тело его судорожно дернулось, глаза закрылись и маленькая ручка повисла. Все было кончено. Шатаясь, как пьяный, Рауль положил тело на диван, а Валерия, рыдая, упала около него на колени.
— Доктора! — глухим голосом прошептала Валерия. Но едва Рауль сделал несколько шагов к звонку, как в глазах потемнело, и он без чувств рухнул на ковер.
Два часа спустя, все члены семьи, кроме Валерии, которую доктор увел в ее спальню, собрались в комнате почившего. Рауль сидел в кресле, и его красивое лицо, бледное, как воск, выражало мрачное уныние.
— Так ты окончательно решил не начинать процесса и не требовать своего ребенка? — спросил Рудольф, со страданием глядя на изменившееся лицо зятя.
— Мое решение неизменно по многим причинам. Никогда имя моей непорочной жены не будет таскаться по судам, я не допущу, чтобы пошлая толпа с любопытством рылась в ее душе. Кроме того, твоя честь и честь твоего покойного отца заставляют меня держаться этого решения. А сверх всех названных причин, я нахожу возмутительным делать из этого не остывшего детского тельца предмет скандального процесса. Бедный Амедей. Он жизнью заплатил за те несколько лет, что пользовался, помимо своей воли, нашим именем и любовью. У меня не хватит духу отречься теперь от ребенка, который в минуту смерти назвал меня отцом и из любви ко мне старался утешить дивным словом прощения: «Папа, ты ведь не нарочно это сделал». Но я хочу иметь объяснение с его недостойным отцом, отвергнувшим своего сына, спросить о цели его гнусного поступка и показать ему результаты. Отец фон-Роте, будьте добры, напишите ему тотчас же и попросите приехать сюда безотлагательно, но не говоря о причинах этого приглашения.
— Хорошо, сын мой, я напишу. Но так как, по моему мнению, это посещение в подобный день естественно возбудило бы удивление, то я назначу ему прийти в садовую калитку и сам буду ждать его прихода.
Тяжелое предчувствие и смутный страх охватили сердце Гуго, когда он прочел лаконичную записку отца Мартина.
— Что означает это странное приглашение в неурочный час и тайным путем? — До него не дошли еще слухи о случившемся у князя, банкир только что приехал из Рюденгорфа.
Взяв шляпу и пальто, он отправился пешком в дом князя Орохая. Дойдя до садовой калитки, выходящей в переулеж, он прислонился к стене и отер выступивший на лбу пот. Он вспомнил, как этой самой дорогой приходил в злополучный день обмена детей, и все подробности его преступного поступка воскресли в его памяти. Калитка не была заперта, и банкир нерешительным шагом пошел тенистой и безлюдной, казалось, аллеей, но вдруг кто-то вышел из-за куста, и Гуго с удивлением увидел перед собой Рудольфа.
— Идите за мной,— сухо сказал граф и пошел сам вперед, а Гуго молча следовал за ним. Он не сомневался, что настал момент искупления.
Не обменявшись ни одним словом, они вошли в дом, поднялись по лестнице и прошли целую анфиладу слабо освещенных комнат. Наконец, граф остановился перед опущенной портьерой, приподнял ее и рукой пригласил своего спутника войти. Бледный и взволнованный вошел банкир, тревожным взглядом окинул просторную комнату.
В глубине ее стояла кровать под балдахином, два канделябра освещали большое серебряное распятие и продолговатую фигуру, лежавшую на постели и прикрытую покровом. В изголовье, опершись на спинку кресла, стоял Рауль, а позади него отец фон-Роте и подошедший к ним Рудольф.
Сделав несколько шагов к князю, Вельден остановился, и взоры их встретились. Вдруг Рауль отдернул покров и, указывая на тело Амедея, сказал:
— Взгляните на вашего сына и скажите, довольны ли вы результатом вашего безумного мщения, бесчеловечный отец?
Пораженный изумлением, Гуго наклонился и с ужасом увидел ребенка: полураскрытый ворот рубашки обнажил раненую грудь. Невыразимое чувство ужаса охватило его, и по телу пробежала дрожь. Бледное лицо его отвергнутого ребенка было отражением его собственного лица. Вдруг подымутся эти веки, опушенные длинными ресницами, и глаза взглянут на него с упреком, а безжизненная рука оттолкнет его?.. У него закружилась голова и потемнело в глазах. С глухим стоном упал он на колени у кроватки усопшего и приник головой к остывшей руке ребенка.
С чувством презрения, но и жалости смотрел на преступника Рауль, стоявший близ своей невинной жертвы, и по лицу его прошел целый ад угрызений совести. Еще раз убедился он, что грозная рука Господня настигает в надлежащую минуту самого гордого грешника и повергает его в прах...
«И как хотите, чтобы с вами поступили люди, так и вы поступайте с ними!» — сказал Мессия, хорошо знавший сердце человека и включивший в эти простые слова весь закон Господень. Рауль вспомнил в эту минуту весь разговор с Гуго перед бюстом Аллана Кардена. И теперь он понял слова, сказанные им тогда. И действительно, разве этот момент не служил доказательством, что не были тщетны труды великого философа и что, по крайней мере, двое его учеников победили свои страсти, дабы поступить согласно его учению.
