Патриция Грассо - Обольщение ангела
— Если вы заболеете, пока находитесь на моем попечении, и бабушка Бидди меня за это убьет, клянусь, я буду возвращаться и преследовать вас в виде страшного привидения, — пригрозила Гэбби то ли в шутку, то ли всерьез.
Эти ее слова заставили Роберту улыбнуться:
— Ну ладно, принеси мне тарелку супа.
— И кусочек хлеба с маслом?
Роберта неохотно кивнула.
Гэбби живо вскочила с кресла и, положив вязанье ей на колени, приказала:
— А вы продолжайте, пока я не вернусь.
Роберта посмотрела на вязанье и положила руку на живот. Ее прекрасному дитя никогда не пригодится та одежда и одеялко, которые они приготовили для него. А что будет делать Гордон, когда она и их ребенок, оба будут мертвы? Найдет ли себе другую жену? Или будет горевать и постарается отомстить за их смерть?
Дверь комнаты скрипнула и тут же тихо затворилась. За спиной Роберта услышала, как задвинули засов.
— Поставь поднос на стол, — сказала она не оглядываясь. — Я поем позднее.
— Нет, поешь сейчас, ангел, или уже не поужинаешь вообще.
При звуке хрипловатого голоса мужа, в котором она не могла ошибиться, Роберта вскочила с кресла. А повернувшись к двери, замерла, открыв от изумления рот.
У порога возвышалась фигура женщины огромного роста. Длинноволосая, одетая в клетчатую юбку и широкую темную накидку, женщина поставила поднос с ужином на ближний столик.
— Что такое? — растерянно спросила Роберта. — Что здесь происхо…
В это время женщина сбросила с плеч накидку и сорвала с головы лохматый парик.
— Не узнаешь? — расплывшись в знакомой неотразимой улыбке, спросил возникший перед ней Гордон.
Со сдавленным радостным криком Роберта бросилась в его объятия. А Гордон схватил ее и прижал к своему сильному мускулистому телу. Он опустил голову, нашел ее губы и прижался к ним в упоительном, переворачивающем душу поцелуе… который перешел в другой… А потом в третий…
Когда он наконец отнял свои губы, Роберта обвила его шею руками и приникла головой к его твердой груди.
— Нарушать королевский запрет опасно, — сказала она. — Тебе нельзя находиться здесь.
— Я не мог больше ни минуты оставаться вдали от тебя. — Гордон поднял ее лицо и заглянул в глаза. — Я люблю тебя всей душой своей и всем сердцем!
Услышав это, Роберта разразилась слезами. Она склонила голову и спрятала лицо у него на груди.
— Я думал, что мое признание в любви сделает тебя счастливой, — проговорил Гордон, ласково поглаживая ее по плечу.
— Я… я счастлива.
— Тогда почему же ты плачешь?
Роберта подняла на него залитые слезами глаза.
— Потому что ты меня любишь.
Это заставило Гордона улыбнуться:
— Ты бы еще горше заплакала, если бы узнала, что я испытал, чтобы добраться до тебя.
— Расскажи, — немного успокаиваясь, сказала она.
— Как видишь, я переоделся женщиной, — сказал Гордон, и в голосе его проскользнуло явное отвращение. — А затем Талбот настоял, чтобы я сыграл роль его эдинбургской любовницы.
— Значит, Генри помог тебе?
— Еще бы, черт побери! Но я терпеть не могу, когда меня лапают мужские руки, — хмуро добавил он.
Тут уже Роберта в свою очередь улыбнулась.
— Вот и умница, — сказал Гордон, вытирая слезы у нее с лица. И продолжал: — Талбот вернется за мной не раньше, чем через два часа. Гэбби сказала мне, что ты ничего не ешь. Может, ты сначала поужинаешь?
Роберта покачала головой. И, прямо глядя на него, произнесла:
— Я хочу, чтобы ты любил меня.
Гордон расплылся в своей неотразимой улыбке.
— Не в силах отказать вам, миледи.
Торопливо они сорвали с себя всю одежду прямо там же, где стояли. Обнаженный, Гордон прижал ее нежное тело к себе и поцеловал так, словно никогда не отпустит, вкладывая всю свою любовь и всю страсть в этот единственный, упоительный поцелуй. Долгие мгновения они стояли так, обнявшись, отбрасывая на стену одну длинную тень.
Наконец Гордон поднял ее на руки и осторожно уложил на постель. Но прежде чем самому присоединиться к ней, он помедлил, окинув ее восхищенным взглядом.
Затем со стоном, в котором смешались волнение и желание, он опустился перед ней на колени. Медленно провел ладонями по ее бедрам и поцеловал верх вздувшегося живота.
— А малыш растет, — хрипло пробормотал он.
— Да, — одним вздохом ответила она.
Переведя взгляд с ее порозовевшего от чувственного возбуждения лица на набухшие груди с темными увеличенными сосками — доказательством того, что его семя росло внутри ее, — Гордон с наслаждением провел взглядом по изгибам ее бедер и округлившемуся животу.
Наклонившись, он скользнул языком между ее бедрами и услышал, как она судорожно вздохнула от непередаваемого острого ощущения, пронзившего ее. Обхватив руками ее ягодицы, он крепко сжал их, в то время как язык его заставлял Роберту корчиться от горячего сладостного желания.
Дойдя до исступления, она закричала и отчаянно вцепилась в него — волна за волной трепещущего наслаждения подхватили ее и понесли в какой-то чувственный рай.
Когда она затихла, Гордон встал и перенес ее к краю кровати. Он устроился между ее бедер, вложив всего себя в эту страсть, и застонал, ощущая, как ее горячие влажные спазмы ласкали его. Стремясь растянуть наслаждение, он снова и снова овладевал ею, дразня и утонченно лаская. Она вновь задрожала от непереносимого блаженства и обеими руками вцепилась в него. Тогда, перехватив покрепче ее бедра, он вновь толкнулся глубоко в ее трепещущую мягкую плоть.
Смешав свои стоны, они вместе взорвались, улетая в какие-то неземные дали, а когда все кончилось, долго лежали тихо, возвращаясь на землю из рая.
Обретя снова силы, чтобы встать, Гордон положил ее вдоль кровати, лег рядом и обнял. Роберта вздохнула от удовлетворения и попросила без всяких предисловий:
— Скажи мне снова, Горди…
— Я люблю тебя!.. — прошептал он, проводя губами по ее виску. — Я люблю тебя больше жизни.
— И я люблю тебя. — Она запустила руку в его густые волнистые волосы. — А давно ты меня полюбил?
— Я думаю, с самого первого дня.
— Вечером у дяди Ричарда?
— Нет, ангел. С того дня, когда ты попросила меня убить чудовище у тебя под кроватью, заявив, что иначе не согласишься стать моей женой.
Роберта недоверчиво улыбнулась ему:
— Ты обманываешь меня, Горди.
— Нет, правда, черт побери, — горячо запротестовал он. И тут же спросил: — А ты когда полюбила меня?
— В тот же день, там, в отцовском замке, когда ты встал на колени передо мной и поцеловал мое родимое пятно.
— Ты этого не говорила мне, когда я приехал за тобой в Англию, — удивился Гордон, поднимая брови.
