Шеннон Дрейк - Неистовая принцесса
Герцог подошел к ней и снял ее с лошади.
— Леди Фаллон! — негромко сказал он. — Неужто мы столь негостеприимны, что вы так рветесь убежать от нас?
Стараясь держаться как можно прямей, Фаллон ответила:
— Герцог Вильгельм, надеюсь, вы простите меня, если я назову убийц моего отца малоприятными людьми,
— Сожалею, что не в наших силах сделать вас счастливой, — так же негромко продолжил Вильгельм. — И еще больше сожалею, что вынужден показать вам: мы не можем терпеть предательство, моя дорогая.
— Вы омерзительный узурпатор, Вильгельм.
— Мне претит убивать женщин. Я молюсь о том, чтобы никогда не доходило дело до этого. — Он отвернулся от нее и кого-то подозвал. — Двадцать плетей принцессе. Возможно, после этого она дважды подумает, прежде чем устраивать заговор.
Фаллон почувствовала, что ей не хватает воздуха, когда к ней подошел мужчина и взял ее за руки. Он не выглядел слишком свирепым. Наказывать людей — его обязанность, но он не получал от этого удовольствие. Фаллон слышала, что герцог и его свита следуют за ней, хрустя спрессованным снегом.
Мужчина шепнул ей:
— Я постараюсь бить полегче, а вы не напрягайтесь. И простите меня, ваша светлость, за то, что у меня такая должность. Обещаю, что не оставлю шрамов.
Она споткнулась, пересекая грязный двор. Местом ее казни стал манеж. В центре возвышался столб. Здесь были трибуны для зрителей, и заезжие купцы предлагали свой товар рыцарям, которые упражнялись в езде и фехтовании. Хотя вход в крепость охранялся, народу внутри было много.
Мужчина подвел Фаллон к столбу и привязал ее руки к поперечной перекладине. Фаллон закусила губу, и, прижавшись к столбу, дала себе слово не кричать. Мужчина снял с нее накидку, разорвал рубашку и обнажил спину.
И как же горько было ей слышать на трибунах крики людей, жаждущих увидеть, как ее будут пороть!
Порка началась. Фаллон задохнулась и конвульсивно дернулась, когда плеть опустилась ей на спину. Она почувствовала острую боль. Палач предупреждал ее, чтобы она не напрягалась, однако следовать этому, доброму совету она была не в состоянии.
Плеть опустилась второй раз, и Фаллон невольно вскрикнула. Она повисла на веревках, которые удерживали ее. Только не кричать, сказала она себе.
Плеть опустилась в третий, четвертый, пятый, шестой раз.
Внезапно все замерло. Она смутно услышала топот копыт, крики и затем громкий спор. Ей не удавалось понять, в чем дело, потому что говорили очень быстро по-французски, а она пребывала сейчас в мире боли и тьмы.
Чьи-то пальцы схватили ее за волосы и оторвали лицо от столба. Она тихонько всхлипнула, ожидая новых мучений, но ее голос замер, когда она увидела перед собой глаза Аларика.
— Аларик, — прошептала она, — ты пришел остановить их. Я… благодарю тебя.
— Не надо, Фаллон, не трать слов. Ты заслуживаешь пятидесяти плетей, и Вильгельм сделал правильно. Один сакс прискакал ко мне и сказал, что тебя увезли люди герцога. Но я требую немедленно ответить на один вопрос… Это правда?
Фаллон непонимающе смотрела на него. Ей была понятна только боль. Он снова дернул ее за волосы, и она подумала, что он, должно быть, действительно ненавидит ее.
— Боже мой, да отвечай же немедленно! Ты беременна? Священник сказал мне, что ты понесла.
— Священник?
— Меня встретил Дамьен.
— О, — выдохнула она, недоумевая, откуда ему было это известно.
— Проклятье, отвечай! Или ты хочешь потерять ребенка?
— Нет! — выкрикнула она, моля Бога, чтобы не расплакаться. Коже на спине горела, словно по ней прошлась сотня демонов. Аларик тряхнул девушку за плечи.
— Повторяю, ты беременна?
— Да! — ответила Фаллон. — Да, пожалуйста…
Внезапно ей развязали руки, и она почувствовала, что падает. Ее подхватили, на плечи ей набросили накидку. Она вскрикнула, когда материя коснулась израненной спины. Она с трудом осознала, что перед ней стоит Аларик. Однако в его взгляде не было ни жалости, ни сочувствия. Он пришел и спас ее, но сейчас, похоже, ненавидел даже больше, чем раньше.
Фаллон проглотила комок в горле и закрыла глаза. Аларик взял ее на руки и понес. Фаллон забыла обо всем, кроме боли. Он внес ее в комнату и положил на низкую кровать. Говорить она не могла и лежала молча с закрытыми глазами. Спустя какое-то время она почувствовала, что к ней кто-то прикоснулся. Аларик стоял поодаль, скрестив руки на груди, и смотрел в окно.
Фаллон сдавленно застонала. К ней прикасался отец Дамьен. В его руках была баночка с мазью, которой он мазал ей спину. Она закусила губу, чтобы не закричать, и с изумлением смотрела на него.
— Отец? — шепотом спросила она. — Значит, вы тоже теперь служите Вильгельму…
— Я служу Богу.
— Вы знали! — прошептала она. — Как вы можете знать то, что я сама только что поняла?
Он спокойно посмотрел на нее.
— Дерево срастается, — сказал он тихо. — Благословен плод чрева твоего.
Это мало что объясняло ей. Дамьен продолжал врачевание, а покончив с этим, заставил ее выпить какую-то зеленоватую жидкость.
— Ты отдохнешь, — пообещал он.
И она не усомнилась в этом, поскольку ею уже овладело какое-то сладостное чувство умиротворенности.
Однако ей не удалось заснуть. Она очнулась оттого, что кто-то грубо тряс ее за плечи. Открыв глаза, она увидела Аларика. Он смотрел по-прежнему холодно и зло.
— Скажи мне, миледи, в чем заключался твой план?
Фаллон покачала головой.
— Не было никакого плана.
— Не было плана! — громовым голосом сказал Аларик, окончательно выводя ее из забытья. — Не было плана, говоришь? Я видел, как ты с ним целовалась!.. Ты отправилась к нему, чтобы продать себя? Ради Англии? Викинги не облегчат ее судьбу!
Фаллон покачала головой.
— И это зная о ребенке! А мой ли это ребенок, миледи? Возможно, мы никогда этого и не узнаем… Может быть, это отродье юного Делона!.. Может, ты и тогда мне солгала!
— Я не лгала тебе… Ребенок твой…
— Значит, ты знала, что беременна, и тем не менее отправилась к этому… викингу, — хрипло сказал Аларик, до боли сжимая ей руку.
— Граф! — перебил отец Дамьен, и Аларик разжал пальцы. — Она больна, я дал ей лекарство. Она не может сейчас понять тебя. Оставь разговор на другой раз.
— Нет! — Аларик подошел к ней. — Фаллон! — Это была команда открыть глаза. Она подняла веки и поразилась тому, как он возбужден.
— Фаллон, почему ты не сказала мне о ребенке?
— Я не была в этом уверена, — тихо ответила она. — До последнего времени.
— И ты ничего не сказала об атом Вильгельму, когда он велел бить тебя плетями?
От удивления она широко раскрыла глаза.
— Если бы он решил… убить меня, я бы сказала.
