Жаклин Брискин - Обитель любви
На нем были поношенные фланелевые брюки. Левую ногу он вытянул перед собой и положил на соседний стул. Но в его позе не чувствовалось расслабленности. Он был напряжен, и это тревожило. Но в его возрасте это напряжение было даже привлекательным. Кожа туго обтягивала его лицо, бледное, как у выздоравливающего больного. Он смотрел на нее, удивленно приподняв черные брови.
Она покраснела, осознав, что все это время не отрывала от него глаз, воображая летчика, героя ее будущего сценария.
— Я... Не думаю, что мы знакомы...
— Вы так на меня смотрели, что я подумал: мы с вами старые друзья, — сказал он и улыбнулся, как ей показалось, насмешливо.
— Я уставилась на вас, простите... Это было неприлично...
— Кто сказал, что неприлично? — возразил он. — Ваш взгляд я расценил как приглашение.
Он взялся обеими руками за свою левую ногу и опустил ее со стула. Затем поднялся и, хромая, подошел к ней. Он сел на место, где прежде сидела Лайя, с какой-то сердитой осторожностью.
— Вы похожи... — Тесса умолкла, но потом закончила: — На одного человека, чей образ я рисую в своем сознании.
— Ага, вы писательница. А эта миниатюрная блондинка — актриса.
— Откуда вы знаете?
— Во мне цыганская кровь. — И снова насмешливая улыбка на красивом лице. — А еще я немного подслушал.
— О!
— У вас голубые глаза и черные волосы. Жаль, фильмы сейчас черно-белые: вы тоже могли бы стать киноактрисой.
Тесса понимала, что он ее поддразнивает, но не могла ответить ему тем же.
— Я недостаточно хорошенькая для актрисы, — тихим от смущения голосом ответила она. — И еще слишком высокая.
Взгляд его скользнул по ее узкой юбке и стройным ногам.
— А вы снимайтесь, стоя на коленях.
Музыка в зале прервалась, и пока меняли иглу и крутили ручку граммофона, оттуда доносился оживленный разговор.
— Я так не умею, — пробормотала Тесса.
Он массировал свою левую ногу. Поднял на нее глаза.
— Что?
— Просто мне не удалось парировать ваше остроумное замечание, — объяснила она.
— Не такое уж оно остроумное.
Он по-прежнему растирал свою ногу. Она подумала о его хромоте. Было видно, что это не только причиняет ему боль, но и вызывает раздражение. Травма, должно быть, недавняя. Поэтому он такой бледный? Интересно, как это случилось?
— Ну и как, удалось продать что-нибудь из ваших сюжетов? — спросил он.
— Два. Для короткометражных фильмов. Один уже снят, другой в работе.
— О чем они?
— О Ричарде Львиное Сердце... А в первом речь идет в основном о Саладине.
— А кого вы увидели во мне? Крестоносца или варвара?
— В вас?.. Никого. То есть нет...
— Почему вы постоянно поправляете себя? Вы что, такая нервная?
С близкими — в семье, с прислугой — Тесса держалась уверенней. Но, общаясь с незнакомыми людьми, становилась нерешительной, легко смущалась. А этот молодой человек с его тонкой саркастической улыбкой был к тому же слишком красив. Именно он вызывал в ней неловкость. Краска прихлынула к ее лицу, и с преувеличенной живостью она воскликнула:
— Вы летчик!
Он рассмеялся, потом закашлялся. Кашель был неприятным. Она еще больше покраснела.
— Значит, — сказал он, — вы тоже цыганка?
— Что?
— Я и вправду летал.
Не вставая, она вся подалась к нему.
— А на что это похоже? Наверно, дух захватывает? У вас не было чувства, точно вы парите над землей, как птица? А когда делали петлю, наверно, вам становилось дурно?.. Ну, как морская болезнь? А что позволяет аэроплану набирать высоту и снижаться? Держать высоту? Я в этом совершенно не разбираюсь! Где вы учились...
— Довольно!
— Прошу вас, мне нужно знать! Этот сценарий для меня очень важен! А я ничего не знаю...
— Тогда какого черта беретесь писать об авиации?! — рявкнул он уже без тени шутки. Лицо его словно окаменело.
Она вжалась в стул. Через открытые двери до них доносился скрип заезженной пластинки. Через каждые два слова раздавался какой-то щелчок.
Какая длинная дорога
ведет в обитель моих грез,
где поют соловьи...
«Ну, конечно, — подумала Тесса. — Вот откуда хромота!»
Руки у нее затряслись, и она зажала их коленями.
— Простите, — проговорила она. — Простите...
Свет луны...
Щелчок.
— В «Юниверсал» требуются статисты, — раздался высокий голосок Лайи. Подойдя, она положила руку на спинку стула, на котором сидела Тесса.
— Так кто это был? — спросил смуглый молодой человек. — Все-таки Билли Битцер?
— А, мистер Незнакомец, здравствуйте! — протянула Лайя, улыбнувшись и чуть наклонив набок голову. — А вы молодец, что заметили между ними сходство. Но это оказался не он. — Тут она снова обернулась к Тессе и страстно взмолилась: — Тесса, если я за час доберусь до «Юниверсал», то получу эту работу! Им нужен костюмированный статист! — У Лайи было три вечерних платья с блестками и накидка из белого кролика, так что она считалась «костюмированной». — Удружи, а?
— Конечно, — согласилась Тесса, поднимаясь со стула. Вдруг она ни с того ни с сего сказала смуглому молодому человеку: — Я буду здесь завтра.
Он тоже поднялся, перенеся всю тяжесть тела на правую ногу. Вежливо кивнул, но ничего не ответил.
Девушки пошли к месту стоянки «мерсера». Лайя спросила:
— Кто-то из этих?
Под «этими» подразумевалась киношная публика.
— Нет.
— А тогда откуда он знает Билли Битцера?
— Он просто подслушал наш разговор.
— Ну и что, дорогая? Ведь это не преступление. Мужчины всегда подслушивают, о чем говорят девчонки. — Лайя помолчала, о чем-то задумавшись. — В нем что-то есть, правда? Какой-то магнетизм. Смуглый, как Фэрбенкс[32].
Тесса, наклонившись, крутила ручку, чтобы завести машину. При этом она бросила взгляд на длинную тенистую веранду. Молодого человека там уже не было.
— Я даже не знаю, как его зовут. — Ее вздох заглушил шум заработавшего мотора. — И кто меня за язык тянул говорить, что я буду здесь завтра?
— Завтра, — проговорила Лайя. — Будем молиться Богу за то, чтобы завтра продолжались съемки.
— Он не придет, — сказала Тесса. — И я тоже.
5На другой день около двух часов пополудни Тесса остановила машину напротив отеля «Голливуд». Ее руки в лайковых водительских перчатках вцепились в руль, обмякли, снова напряглись. Она сидела, настороженно выпрямившись, и наблюдала за женщиной с маленькой девочкой, которые вышли из банка на другой стороне улицы.
— Привет! — вдруг раздался его голос.
