Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
— Нет… Я не тронул вас. Прием закончился рано утром, я вернулся сюда и увидел, как вы крепко спите. Как бы сильно я ни желал вас, мне было жаль будить вас… Кроме того, мне не нравится заниматься любовью со спящими женщинами, не отвечающими на ласки. Но как свежо и нежно ты выглядишь сейчас, любимая! Твои глаза светятся, как сапфиры, твои губы…
Лицо Филиппа осветилось любовью. Он сел на кровать рядом с ней, взял ее за руки и стал нежно и ласково целовать ее. Абсурдная, нелепая мысль пронзила сознание, Катрин. Он напомнил ей дядю Матье в его винном погребе в Марсаннэ, когда тот пробовал одно из своих лучших вин. Удивительно проворные губы Филиппа были совершенно не похожи на губы Арно, в которых жила жажда поцелуев. Филипп же ласкал своими поцелуями, они были обдуманны и расчетливы, их единственной целью было вызвать желание в женском теле. Он касался ее нежно, так нежно, что Катрин чувствовала, что слабеет. Это было как все убыстряющееся скольжение по склону к чему-то, чего она еще не могла разглядеть. Не было ничего, что могло бы остановить падение… Но редкие, изысканные, пугающие, головокружительные ощущения не имели ничего общего с ее настоящим чувством. Ее сердце осталось нетронутым, но тело отвечало страстно и горячо.
Позже, когда Филипп выпустил Катрин из своих объятий, его губы продолжали ласкать ее тело, она, легко вздохнув, покорно ждала его следующего шага. Но ничего не случилось. Тяжело вздохнув, Филипп оторвался от нее.
— Какая жалость, что у меня назначен прием, любимая! Рядом с тобой можно легко забыть обо всем!
Однако, что бы он ни говорил, он полностью владел собой. Он улыбался, но серые глаза оставались холодными. У Катрин было тяжелое чувство, что он тщательно изучает ее. Не сводя глаз с нее, он вернулся к столу, схватил маленький колокольчик и позвонил. Появился с поклоном паж.
— Скажите капитану де Руссе, что я хочу видеть его и тех, о которых говорил ранее…
Затем, когда паж с поклоном ушел, герцог обратился к Катрин:
— Умоляю простить меня за то, что принимаю по государственным делам в вашем присутствии, — сказал он с вежливой улыбкой, которая, однако, не коснулась его глаз. — Я особенно хочу разобраться с этими делами, пока вы здесь, чтобы полностью успокоить вас. Надеюсь, вы будете довольны.
Прежде чем Катрин, которая не поняла ни слова из того, что он говорил ей, смогла ответить, дверь отворилась, и вошли трое мужчин. Первым был Жак де Руссе. Но когда она увидела других, ей пришлось закусить губы, чтобы не закричать от ужаса: это были Арно и его друг де Ксантрай!
Катрин почувствовала, как боль пронзила ее, словно удар кинжалом, что силы покидают ее. Кровь отлила от лица и рук и хлынула к сердцу, которое, казалось, вот-вот остановится. Теперь она ясно поняла, какую ловушку приготовил для нее Филипп, чтобы проверить, говорила ли она правду, утверждая, что ничего, кроме детской дружбы, не связывает ее и Монсальви. Сидя на кровати в ярких лучах солнца, одетая в прозрачное белье, которое вызывающе обтягивало ее тело, с Филиппом, стоящим рядом, одетым в домашнее платье, она почувствовала себя пригвожденной к позорному столбу! Как после этого Арно сможет усомниться, что она не любовница герцога? Катрин видела лишь его строгий профиль. Он не смотрел на нее, но когда он вошел, она перехватила его взгляд, и в нем было лишь презрение.
Катрин страдала, как никогда не страдала до этого. В отчаянье она не знала, что могло бы ей помочь в ее бедственном положении, за что можно зацепиться. Она чувствовала, что зоркие глаза Филиппа наблюдают за ней, и сделала сверхчеловеческое усилие, чтобы скрыть свое горе и удержаться от слез, которые разоблачили бы ее. Она страстно желала вскочить из постели, побежать к Арно и объяснить, что все это ужасный спектакль, что эта сцена умышленно подстроена для него и что она по-прежнему девственна, по-прежнему его и только его.
Но ей было нельзя опустить голову и позволить брызнуть слезам, от чего до боли сжималось горло. Едва заметный след боли мог вызвать у Филиппа гнев по отношению к молодому рыцарю. И никто не мог сказать, как далеко бы зашел в этой слепой ревности принц, которого уже начали называть Великим Герцогом христианского мира. Вероятно, это была бы смерть для Арно и для Ксантрая, но, несомненно, Катрин была бы лишена высшего счастья умереть вместе с ними. Она сидела неподвижно, застывшая в своем горе, с зажатыми между колен руками, внешне спокойная, но внутренне умоляющая, чтобы все это кончилось скорее, скорее…
Тишина, которая казалась ей вечностью, длилась лишь несколького мгновений. Затем прозвучал голос Филиппа. Он был приятным, веселым, почти беззаботным. Без всякого сомнения, Филипп был воодушевлен увиденной сценой с участием трех актеров.
— Господа, вам уже принесли извинения, но я послал за вами для того, чтобы со всей искренностью принести их лично. Кажется, что мессир де Люксембург позволил себе сверх ревностную заботу о нашей короне. Он забыл, что вы мои гости, а обычаи гостеприимства священны. Прошу простить меня за неудобства прошедшей ночи. Ваши лошади оседланы, а вы свободны…
Прервавшись в этом месте, он повернулся к столику и взял один из ранее написанных пергаментов. Затем он вручил его Ксантраю.
— Эта охранная грамота даст вам возможность добраться до Гиза без приключений. А что касается вас, мессир… — здесь Филипп повернулся к Арно и, вынув шлем с королевской лилией из сундука, протянул ему. — …Что касается вас, мне доставляет огромное удовольствие возвратить этот шлем вам, носившему его так храбро и покрывшему его славой. Поверьте, мессир, я глубоко сожалею, что вы служите моему двоюродному брату Карлу, поскольку, будь вы у меня на службе, вам чаще бы улыбалась удача.
— Удача уже улыбнулась мне, монсеньор, — холодно ответил Арно. — Мой выбор сделан. Я посвятил себя моему Господину королю Франции. Но тем не менее я благодарен вашему величеству за добрые слова. Кроме того, я надеюсь, вы будете добры и забудете некоторые довольно… грубые замечания, которые я делал в прошлом.
Он поклонился вежливо, но высокомерно. В свою очередь Ксантрай тоже поблагодарил герцога. Филипп сказал несколько любезных слов в их адрес, а затем дал разрешение удалиться. Оба рыцаря, еще раз поклонившись, направились к дверям, когда Филипп снова остановил их.
— Вам следует также поблагодарить мою очаровательную подругу, — заметил он, указывая рукой в направлении Катрин. — Именно госпоже Катрин вы обязаны своей свободой, это она примчалась сюда прошлой ночью в глубоком горе, чтобы рассказать мне о происшедшем с вами. Я надеюсь, вы узнали друг друга…
В этот раз Катрин была вынуждена поглядеть на них. Ее нерешительные испуганные глаза хотели взглянуть на Арно, но она почувствовала столь сильное сердцебиение, что предпочла посмотреть на Ксантрая. Последний высокомерно рассматривал ее, с притворной улыбкой на губах, оценивающим взглядом знатока, полностью отдающего должное ее красоте.