Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество
– Вы ошибаетесь в своих предположениях, мистер Гэскуин. Язык я знаю достаточно. Кроме того, я для них вовсе не иностранец, поскольку появление Серебряного трулку, несущего золото, – тоже часть пророчества. Я дал им пятьдесят золотых соверенов, что их вполне удовлетворило, – он посмотрел на карабин Адама. – Будьте любезны, дайте мне это оружие. – Адам улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Когда вы приблизитесь завтра к Чома-Ла, совершенно необходимо, чтобы ни у вас, ни у Джейни не было с собой никаких металлических предметов. Вам нельзя брать с собой ни винтовку, ни кинжал, который привязан к вашей ноге под бриджами, мистер Гэскуин.
Адам потер подбородок.
– Хотел бы я знать, что еще вы напридумаете дальше, – задумчиво проговорил он.
Куэйл пожал плечами.
– Пусть Джейни в подробностях расспросит этих людей о легенде.
– Ладно, – кивнул Адам, – но я не вижу нужды торопиться отдавать вам винтовку и нож. Мы подождем до завтра, когда придет время.
– Как будет угодно. Подробные инструкции получите перед отъездом.
Мы спали в одежде в одной из лачуг, используя еду и питье из наших собственных припасов, потому что Адам мрачно напомнил:
– Помимо всего прочего, Куэйл отлично разбирается в травах. Я не собираюсь находиться под действием наркотика, когда завтра мы отправимся в монастырь.
Позднее, когда мы лежали рядом в спальных мешках, он тихо спросил:
– Джейни, милая, ты боишься?
– Нет, скорее нет. Я знаю, что бояться следовало бы, потому что этот ужасный человек наверняка замышляет против нас какое-то зло, но я… я думаю, что пока мы вместе, Адам, все будет хорошо.
– Мы будем вместе все время, – он сжал мою руку. – Замечательно, что Мэнсону удалось заблокировать влияние Куэйла на Элинор. Эта свинья встал прямо-таки на дыбы.
– Да. И чем дольше он не может до нее дотянуться, тем лучше она будет себя чувствовать, – прошептала я. – Она чрезвычайно сильный духом человек, Адам. Но как ни странно, сегодня я целый день не вспоминала про Элинор. Тяжело в этом признаваться, но пока мы шли через перевал, я все время думала о твоем отце. Скверно, что мы уехали, когда он так болен.
– Он отнесся к этому с пониманием, Джейни. Кроме того, ты, с его точки зрения, не можешь делать что-нибудь неправильно. Еще мне кажется, что он не надеется дожить до нашего возвращения и даже отчасти рад тому, что ты будешь избавлена от зрелища его страданий в последние недели и дни.
– Да, это на него похоже. Милый мой, я так рада, что ты подружился с ним, когда наконец вернулся домой.
– И я тоже, Джейни, – Адам поцеловал меня в губы. – Теперь давай спать, счастье мое. Завтра у нас будет трудный день.
* * *Примерно в миле от Шекхара дорога расходилась натрое, чтобы десятью милями севернее вновь сойтись воедино в том месте, где по гребню проходил торговый путь из Магьяри и откуда на противоположной стороне пологой долины был виден Великий монастырь.
Центральный путь этой вилки был самым коротким, но и самым трудным. Левая тропа отклонялась на запад, была на милю длиннее, но идти по ней было намного легче, особенно каравану груженых животных. Последняя же была известна как Путь пилигрима, потому что согласно легенде в далекие времена этой тропой шел известный своей святостью человек, который и основал Чома-Ла. Дорогу, которой он шел, пересекал очень глубокий овраг шириной шагов в сорок. Овраг тянулся к северу, постепенно расширяясь почти вдвое, затем снова сужаясь до ширины небольшой трещины в породе и полностью исчезая к тому месту, где дороги сходились. Легенда рассказывала, что святой перешел его по воздуху.
Через овраг был положен деревянный мост, неоднократно обновлявшийся на протяжении веков, потому что этим путем пользовались люди, совершающие паломничество в Чома-Ла. Обычные путники избегали его, поскольку восточный склон оврага сильно накренился под гору и был покрыт камнями и валунами. За время своей жизни в Смон Тьанге я никогда не слышала, чтобы там случались обвалы, но старый Таши говорил, что очень давно один все-таки был.
Мы выбрали короткий путь. Проводниками были двое кхамба. Прямо за ними ехал Вернон Куэйл. Затем следовали я и Адам, а замыкали процессию еще десять кхамба. Когда солнце поднялось высоко, стало очень тепло. Кхамба сняли свои кожаные одежды, я и Адам тоже сняли куртки и привязали их к седлам. Я повязала вокруг шеи тонкий хлопчатобумажный шарф, чтобы воротник рубашки не намок от пота и не начал натирать мне шею. Вернон Куэйл не обратил ни малейшего внимания на перемену температуры и как ни в чем не бывало продолжал свой путь – гротескная, но в то же время пугающая фигура.
Мы увидели Великий монастырь за полчаса до полудня. Когда мы остановились, устремив взгляд через долину, дыхание у меня перехватило. То же самое случилось и с Адамом. Солнце было в зените, и шпили монастыря напоминали устремленные к небу алебарды из золота. На каждой террасе реяли ряды молитвенных флагов. Широкую пологую долину наполняло приглушенное расстоянием молитвенное пение. Монахи ожидали прихода трулку. Около семисот человек в красных робах и высоких красных шапках, вращая молитвенные колеса, выстроилось в два ряда лицом друг к другу на расстоянии не больше локтя между двумя монахами. Ряды эти тянулись через всю долину своеобразным коридором, ведущим к массивным красно-золотым дверям, которые были широко открыты.
Мы остановились на повороте дороги, в некотором отдалении от того места, где начинался красный коридор. Куэйл тихо сказал своим звучным голосом:
– Остальные не должны подходить ближе. Я все вам объяснил, мистер Гэскуин. Будьте любезны идти вперед вместе с Джейни, но прежде избавьтесь от всех своих металлических вещей.
Во рту у меня пересохло.
– Я не сниму свое обручальное кольцо. Ни за что, – сказала я.
– Золото мешать не будет. Но ваш серебряный медальон брать нельзя.
– Я его не ношу, – я пристально посмотрела на него и процедила сквозь зубы: – Его носит Элинор!
Его глаза сверкнули.
– Пожалуйста, ваше ружье и нож, мистер Гэскуин, – потребовал он.
Адам передал винтовку Куэйлу, затем, наклонившись, подвернул штанину и открепил нож. Через две минуты мы уже ехали шагом, колено к колену, по тропе туда, где выстроились в две линии монахи. Мы оба были с непокрытыми головами, оба – в рубашках цвета хаки, в твидовых брюках с кожаными вставками и крепких ботинках. Вступив в коридор из монахов, мы остановились, окинув взглядом две красные линии, расстояние между которыми зрительно сужалось ближе к входу в монастырь. И тотчас же тихое пение, наполнявшее воздух подобно отдаленному рокоту грома, резко оборвалось, и на долину навалилась невероятная тишина.
