Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество
Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество краткое содержание
Мэйдлин Брент
Тибетское пророчество
ГЛАВА 1
Еще до того, как мы добрались до вершины ущелья Чак, я заметила, что высокая фигура Сембура начала качаться в седле, и поняла, что ему приходится тяжко в разреженной атмосфере. Моего сердца коснулся холод куда ужасней студеных горных ветров. Сембур – это все, что у меня было.
Мое место было в конце каравана, рядом с Гхенлингом, молодым человеком, жившим в Намкхаре по соседству с нами, однако когда я пришпорила пони, направляя его вперед, никто не попытался остановить меня. Из-за пронизывающего ветра мы держали головы опущенными, низко натянув на них капюшон, так что, вполне вероятно, никто даже не заметил, как я проехала мимо длинной вереницы яков, неутомимо тащивших большие кожаные тюки с солью.
Оказавшись рядом с Сембуром, я взяла его за плечо и обратилась к нему на языке, на котором говорили только он и я, языке, которому он учил меня с тех пор, как я себя помню. В будущем мне предстояло узнать, что я говорю на нем с ужаснейшим акцентом, но в то время, когда мне было двенадцать лет, я еще не слышала, чтобы на нем говорил кто-нибудь другой, кроме Сембура, и, естественно, произношение у меня было точь-в-точь такое же, как у него. Сембур называл его «ханглийский», а себя «хангличанином». Это означало, что он приехал из страны, которая находится на другом конце света.
– Как ты себя чувствуешь, Сембур? – с беспокойством спросила я.
Он повернул свою закутанную голову, и я увидела его обветренное лицо и устремленный на меня взгляд голубых, налитых кровью глаз. Выглядел он совсем больным, губы посинели, и даже заостренные кончики усов поникли. Меня пронзила дрожь. Ведь у Сембура, шел он или ехал верхом, спина всегда была прямой, как золотые шпили Галдонга, и мне всегда казалось, что он так же прочен и не имеет возраста, как сами горы. Но недавно я поняла, что он всего лишь человек, а теперь я видела, что он к тому же и стар.
– Ты ужасно выглядишь, – сказала я. – Обопрись о мое плечо.
Он с видимым усилием взял себя в руки и сверкнул на меня глазами.
– Это что? Что это, а? Кто разрешил вам оставить свой пост в арьергарде, юная леди?
– Ой, Сембур, пожалуйста, не сердись. Я увидела, что ты вроде как качаешься, и страсть как испугалась. Давай, обопрись ненадолго, пока не почувствуешь себя получше. Когда мы пройдем через перевал и чуть-чуть спустимся, тебе станет легче.
Губы Сембура окоченели. Голосом, едва перекрывающим завывание ветра, он проговорил:
– Не хочу, чтобы они все видели, что я не в себе, Джейни.
Приподняв светлые, густые брови, он скосил глаза сначала в одну, потом в другую сторону, окинув взглядом тех, кто уже месяц шел с нами караваном из Намкхары.
– Слушай, Сембур, спусти с плеча винтовку и дай мне, – предложила я, – мы сделаем вид, что ты объясняешь, как она действует, а при этом ты сможешь на меня опереться. – Он продолжал колебаться, и я настойчиво добавила: – Ну, давай, сейчас у нас не может быть никаких проблем с людьми из этого племени кхамба. В ущелье они никогда не нападают, а мы скоро будем в Смон Тьанге.
Так называлась страна, в которой мы жили. Ее народ назывался Ло-бас, а возвращались мы из торговой поездки в страну Бод, которую Сембур всегда называл Тибет.
Он кивнул и спустил с плеча винтовку. Я знала, что это – лучшая винтовка в целой стране. «Ханглийская», с узкой металлической коробкой, которая называется «магазин», и поэтому не надо вставлять патроны один за одним. Я взяла винтовку, проверила, как учил Сембур, стоит ли она на предохранителе, и двумя руками установила перед собой, направляя Пулки коленями. Сембур положил руку мне на плечо. Конечно, я была слишком мала, чтобы служить ему настоящей опорой, но все же достаточно сильна, чтобы он почувствовал себя хоть немного устойчивей. Через несколько минут он вздохнул и сказал:
– Спасибо, милая. Становлюсь староват для таких высот. Придется дома об этом немножко поговорить.
– Хорошо, но сейчас молчи. Тебе нужно беречь дыхание.
Он улыбнулся.
– Ты говоришь сейчас прямо как мама, Джейни.
Я не ответила, потому что корила себя за то, что не устанавливала каждую ночь перед нашей палаткой ловушку для горных демонов. Они гораздо злее равнинных демонов, и несомненно, один из них проник в Сембура и поразил его легкие и сердце. Беда в том, что Сембур сам запретил мне делать и устанавливать ловушки для демонов.
Я помнила, как он был потрясен, когда в первый раз застал меня за этим занятием. Я сооружала ловушку из кусочка бараньего рога, переплетенных соломин, нескольких маленьких картинок, которые накорябала на кусочках коры, приправляя все это заклинаниями, которые уговорила Лахну написать для меня на полосках кожи. Каждый в Смон Тьанге знал, что существует больше четырех сотен демонов земли и воздуха, огня и воды, и эти злые духи могут вызвать не меньше тысячи болезней, а также навлечь на жертву пять видов неожиданной смерти.
Сембур ничему такому не верил и говорил, что ни один «хангличанин» не верит подобной ерунде. Я понимала, что по-своему он прав, но в то же время была совершенно убеждена, что в этой части света все-таки живет множество демонов, пусть даже они и не водятся в «Ханглии». Порой Сембуру трудно было понять людей, с которыми мы жили, потому что хотя мы поселились в Смон Тьанге, или Мустанге, как он называл его по-"ханглийски", десять лет назад, он знал всего лишь несколько слов местного языка и всегда делал ошибки. Он никак не мог постичь, что есть два вида языка: один – на котором говорят с обычным человеком, второй – на котором говорят с кем-нибудь важным.
– Этот народ – просто язычники, Джейни, – напоминал он мне то и дело. – Впрочем, они хорошие люди. Должен сказать, к нам они относились, как правило, по-доброму. Но они невежественные, понимаешь? Они ничему не учились.
– Что значит «ничему», Сембур? – спросила я однажды.
– А? Господи, спаси мою душу, «ничему» и значит «ничему», девочка! Например, они даже не моются как надо и понятия не имеют о том, что надо держать себя в чистоте.
Это была правда. Раньше я часто завидовала другим детям, которые мылись только по праздникам, тогда как мне приходилось каждый день вставать в маленькую деревянную ванну, чтобы вымыться с головы до ног. Три лета назад Сембур сказал, что я уже слишком большая для того, чтобы он меня мыл, и поэтому в будущем я должна делать это сама. Сначала я жульничала, закрывая дверь в свою маленькую комнату шторой из шерсти яка и делая вид, что моюсь. Но затем, к собственному огорчению, я обнаружила, что мне не по себе, если мое тело и одежда не отличаются чистотой, и начала снова мыться так, как меня приучил Сембур.
