Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество
– У них нет для этого специального слова, Сембур. Все, что выпускает пули, они называют "ружьем".
– По-моему, ты всегда говорила, что у них для всего есть три особых слова: одно высокое, одно низкое и одно, которое используют, когда пишут.
– Ну, можно и так выразиться. Но на самом деле это не такие уж разные слова. Скорее это одно и то же слово, которое произносится по-разному.
Сембур снова фыркнул, а я тихонько хихикнула. Он всю жизнь заботился обо мне, и я его очень любила, но тем не менее считала во многих отношениях самым странным и забавным из людей. Ло-бас держали бы его за дурачка, если бы очень не уважали как грозного воина. Дело было не только в том, что у него было самое лучшее в мире ружье, а у них всего лишь несколько заряжающихся с дула орудий. Он был человек сильного духа, бесстрашный и волевой.
До того, как появился Сембур, по крайней мере два каравана каждый год терпели нападение от злобных людей из племени кхамба, живущих в стране Бод, которые отбирали множество тюков, мешков и животных. Когда же с караванами начал ездить Сембур со своей грозной винтовкой, все изменилось. Грабителей отгоняли, и ничего не пропадало. Иногда несколько кхамба появлялись в отдалении, наблюдали и шли за нами пару дней, но никогда не осмеливались напасть, потому что видели заметную среди Ло-бас фигуру Сембура.
Мне часто случалось испытывать гордость и чувство превосходства из-за того, что я была единственной девочкой, ездившей с соляными караванами. Мальчикам разрешалось это только с восемнадцати лет, девочкам не разрешалось вообще. За исключением меня. Тому было две причины. Раньше, когда я была маленькой, а Сембур уходил с караваном, он оставлял меня на попечении женщины по имени Чхела, которая была замужем за двумя братьями, но не имела детей. Мне она не нравилась, потому что вечно рассказывала страшные истории про демонов, от которых я пугалась и видела плохие сны.
Когда Чхела умерла, мне было девять лет. Сембур сказал, что она умерла из-за вещи, которая называется "воспаленным аппендиксом", но я-то знала, что в нее проник демон, который сделал так, что ее живот распух и болел. Тогда дух ее вынужден был уйти, и она умерла.
Когда должен был отправляться следующий караван, я принялась уговаривать Сембура взять меня с собой. На пони я научилась ездить почти тогда же, когда начала ходить, так что, говорила я, со мной не будет никаких сложностей. Сембур был ошеломлен, но в конце концов просто кивнул, что означало: он принял решение. Утром, когда караван собрался, я явилась вместе с ним. Когда старый Таши, возглавлявший караван, попытался протестовать, Сембур очень громко сказал по-"ханглийски", что мы или оба пойдем, или оба останемся в Намкхаре. Конечно, его никто не понял, и он сказал мне своим обычным твердым голосом:
– Объясни им, Джейни. Если они хотят, чтобы я и моя винтовка охраняли их по дороге в Магьяри и обратно, я ставлю условие: ты идешь со мной.
Когда я вежливыми фразами перевела это Таши, Ло-бас очень огорчились. За последние несколько лет они привыкли, что на караван никто не нападает и не отбирает соль, зерно и серебряные монетки, которые мы везли в Магьяри для обмена. Они привыкли к безопасным путешествиям под защитой Сембура и поэтому всегда относились к нам по-дружески, хотя мы и были иностранцами, а знамения говорили, что мы несем с собой неудачу. Они прекрасно знали, что для караванов Сембур принес именно удачу. Еще они знали, что в прошлом рождении Сембур был снежным барсом, поэтому кхамба его так и боятся.
Сембур же не знал, что когда-то был снежным барсом. Я никогда ему об этом не говорила, потому что знала, что он рассердится.
Старый Таши почесал в затылке и долго обсуждал условия Сембура с остальными. В конце концов мы тронулись, но намного часов задержались в Галдонге, на несколько миль к северу, где Таши отправился в большой монастырь посоветоваться с монахами. Не знаю, что они ему сказали, но когда он вернулся, началось мое первое путешествие из Смон Тьанга в землю Бод.
Вторая причина, по которой мне позволили ходить с соляными караванами, а, точнее, после первого же путешествия даже были довольны моим в нем участием, – это то, что у меня обнаружился, как считали Ло-бас, воистину магический дар обращения с яками. Эти животные двигались медленно, вечно пребывали в дурном расположении духа, и зачастую яку приходила мысль остановиться и часами стоять, уставившись без движения в пустоту, словно погруженный в медитацию монах. Яки слишком крупны для того, чтобы их тащить, а бить их никто не отваживался из страха, что животное может оказаться воплощением какого-нибудь родственника, которому предстоит избавиться от дурной кармы прежде, чем вновь родиться человеком.
Стоит остановиться одному яку, встает весь караван, а это ведет к бесконечным задержкам в пути. Мой дар состоял в том, что я могла уговорить яка двигаться, потерев ему нос и поболтав с ним. Понятия не имею, как у меня это получалось, получалось – и все. Сембур говорил: это потому, что мне нравятся яки, в то время как всех остальных раздражает их медлительность и тупость.
Мне в самом деле нравились яки. Мы использовали их для сельскохозяйственных работ и как вьючных животных, мы стригли их шерсть, чтобы изготовить себе одежду, валяли ее, чтобы сделать обувь. Мы пили их молоко, жгли навоз, чтобы обогреться, пускали им раз в год кровь, чтобы есть ее в сушеном виде. Молодые яки были слишком нужны, чтобы их забивать, но со временем они давали нам также мясо и кости.
Я была благодарна якам. Сембур говорил, что они не встречаются почти нигде в мире, и это меня изумляло. Непонятно, как люди могут существовать без яков. Конечно, он, скорее всего, ошибался, думая, что яки меня слушаются потому, что нравятся мне. Пожалуй, правильнее было мнение колдуньи Лахны: в прошлой жизни я была главой стада, и животные узнают во мне свою. Впрочем, какова бы ни была истинная причина, мое участие в соляных караванах в последние три года всех радовало, и это было уже мое девятое путешествие.
За нами виднелись серые и белые вершины. Перед нами тропа круто спускалась вниз в окруженную горами узкую долину, а потом к предгорьям, которые были испещрены оврагами, тянулись, извиваясь, к зеленым равнинам. Вместе с нами с гор, откуда мы по тропе спускались вниз, бежала серебристая, причудливо изгибающаяся речушка. Рядом с ней шла дорога на Намкхару, а в том месте, где река, расширяясь, образовывала лунообразное озеро, стоял монастырь Галдонга, шесть продолговатых террас из унылого красноватого камня, поднимающихся одна над другой и венчавшихся четырьмя похожими на иглы золотыми шпилями. Каждый ярус пронзало множество длинных окон, облицованных белым камнем, а над крышей верхнего яруса реяли огромные молитвенные флаги. Пять цветов символизировали пять различных аспектов жизни.
