Элизабет Деланси - Нечаянная любовь
Отис растерянно посмотрел на Гилберта и переглянулся с женой. Гилберт понимал, что супруги сейчас в смятении. Они не знают, что он задумал, вернувшись после того, как убежал с собственными деньгами. Скорее всего, не понимают, откуда у него такие деньги и должны ли они их принимать. Гиб не хотел ничего объяснять. Отис не должен отказываться или подозревать, что деньги добыты нечестным путем. Многие годы Чепмены жили очень бедно, потеряли своих детей… Теперь у них есть рентабельная шахта и замечательный сын. Эти люди заслужили спокойную и обеспеченную жизнь.
— Мы скучали по тебе, когда ты уехал, — сказала миссис Чепмен, приветливо улыбаясь.
Гилберту было очень приятно слышать, но не хотелось показывать, как он им благодарен.
— У меня есть дело в городе. Завершив его, я уеду навсегда.
В сгустившихся сумерках Гилберт возвращался в «Бон Тон» и думал, как тяжело будет навсегда покинуть Стайлз. Когда он уезжал последний раз, Джулия была уверена, что деньги принадлежат ей и потому не приходилось упрашивать ее оставить деньги себе. Теперь она не хотела принимать их, хотя ей совершенно не на что было жить. Гилберта это обстоятельство тревожило не на шутку!
Вдруг его буквально оглушила мысль о том, что для него совершенно несвойственно за кого-то волноваться. Он никогда не задумывался, оставляя позади обиженных или обманутых, придерживаясь простого принципа — человек уезжает, значит, исчезают проблемы. Но добравшись до Бьютта, не смог избавиться от волнений. Наоборот, переживал все больше и больше. Что же будет с ним, если он уедет на восток? Даже если он раскроет людям глаза на мошенничество Хьюза и оставит Джулии и Гилберту Чепмену крупную сумму денег, он будет волноваться и переживать за оставленных людей.
И не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, почему. Мужчина начинает волноваться и беспокоиться, когда с кем-нибудь связан, когда любит женщину и думает не только о своей шкуре!
Четвертого июля Джулия проснулась на рассвете. Она встала и выглянула в окно. День обещал быть солнечным и жарким. Обычно, она очень любила этот день. Четвертого июля звонили церковные колокола, стреляли из пушек, взрывали китайские фейерверки. Город был украшен флагами и цветочными гирляндами. У всех было радостное настроение, проходило праздничное шествие по Мейн-Стрит… В тот день Джулия гордилась, что она американка.
Но сегодня радость была омрачена сознанием, того, что над ее головой сгущаются тучи. И жизнь на грани катастрофы. Сегодня Гилберт должен уехать из города. Так приказал Гарлан, Если этого не произойдет, последствия будут для Джулии просто сокрушительные. Ее передернуло от мысли, как мужчины и женщины в «Бон Тоне» и «Нью Гейти» станут разглядывать ее фотографии, комментировать и смаковать.
Тогда она потеряет гораздо больше, чем гордость. Если Гарлан выполнит свое обещание, она потеряет доверие пациентов. С медицинской практикой будет покончено навсегда. Уважаемые леди не станут приглашать в качестве врача женщину, которая позировала для художественных фотографий обнаженная… Они станут смотреть на нее также, как смотрят на девушек из заведения мисс Лавинии.
Джулия умылась, почистила зубы, надела халат и спустилась вниз. За столом на кухне сидел Мосси и пил кофе.
— Мосси, доброе утро! — поздоровалась Джулия. — С праздником!
— Вас тоже с праздником, мэм! — поднялся Мосси.
С тех пор, как Мосси получил письмо от Ады, он неузнаваемо изменился. Походка стала более твердой и быстрой. Во время работы он что-то весело насвистывает. И, кажется, бросил пить. Джулия решила, что, возможно, он скоро вернется к семье на восток, оставив ее совершенно одну. С ней останется только Пчелка…
— Вы пойдете на соревнования горняков? — спросил Мосси. — Гиб и Эймз будут работать в паре.
Джулия налила в чашку кофе.
— Да, конечно.
— Значит, поедем вместе.
На протяжении двух недель конюх держался настороже. Каждый раз, когда приезжал Гарлан, находился поблизости, выполняя работу, которую Джулия вовсе не просила делать. Натирал в коридоре дверь, подстригал возле крыльца кусты… Старик никогда не упоминал об инциденте в гостиной, но Джулия знала, что Мосси сочувствует ей.
Позавтракав, она надела платье в красную и белую полоску, с ярко-синим поясом и белым кружевным воротником. Обернув вокруг тульи шляпы красно-бело-голубую ленту, вывязала пышный бант. Стараясь поднять себе настроение, пропела строчку песни времен войны за независимость «Янки Дудл». Но чувствовала, как душа обмирает от страха.
Как жаль, что некому довериться. Луиза придет в ужас, Дотти, наверняка, будет шокирована… И, конечно, Джулия никогда не сможет заговорить об этих фотографиях с мужчиной… разве что… с Гибом.
Какая глупость! За две недели он ни разу не показался. С той самой ночи, как забрался в окно через балкон и рассказал о золотой жиле в Мексике, о Траске и Уайли, она не видела его. Но даже если бы они увиделись, как можно довериться после той шутки, которую он сыграл с ней?!
Но, чем больше размышляла, тем все больше утверждалась в мнении, что Гилберт единственный, кому она могла бы доверить свою тайну! Возможно, он будет озадачен, но никогда не станет осуждать ее. Насколько она знает, Гилберт постарается понять ее. В этом Джулия была уверена. И знала, если попросит его уехать из города, то он послушается, даже ради того, чтобы избавить ее еще от одного конфуза.
И тут же она хорошенько себя отчитала. Смешно надеяться, что можно довериться такому жестокому человеку, который обхаживал ее сладкими речами и страстными ласками. Будучи при этом уверен, что добившись своего бросит ее!
После парада и патриотических выступлений люди толпились на Мейн-Стрит в ожидании состязания горняков. Джулия еще никогда не видела город таким нарядным. Витрины магазинов и стены домов были украшены красно-бело-голубыми флагами и орлами. Флаги висели всюду — на дверях, крышах, столбах.
Из долины вместе с семьями приехали ранчерос. Шахты закрыли на целый день. Было похоже, что всякая живая душа, живущая в окрестностях Стайлза, приехала в город посмотреть парад и увидеть соревнования горняков, не считаясь с расстоянием в несколько миль. Люди стояли на крышах домов. Мальчишки сидели на всех столбах и деревьях, на которые только можно было взобраться.
Пока духовой оркестр Макквига играл воодушевляющий марш, Джулия пыталась отыскать в толпе Гарлана, приехавшего на парад в карете, украшенной знаменем. Он стоял, размахивая рукой, и приподнимал шляпу. Она думала о том, что имел в виду Хьюз, говоря о «плохих руках», в которые могут попасть фотографии. Пыталась успокоить себя тем, что он, все-таки, не выполнит угрозу.
