Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель
— Потому что вы… вы не…
— Недостоин их?
Лине прикусила губу и принялась рассматривать мокрые каменные плиты пола.
— Тогда почему вы хотите выйти за меня замуж? — прошептал он.
— Я уже говорила вам.
Он покачал головой.
— Вы можете найти другого мужчину, благородного происхождения, который мог бы снисходительно отнестись к вашим прошлым грехам.
Лине поджала губы.
— Может быть, я так и сделаю.
— Нет, вы так не сделаете, — произнес он сладким голосом, как подслащенное медом вино.
— Почему нет?
— Потому что между нами есть связь.
Лине замерла. Он высказал вслух ее сокровенные мысли, которые она старалась прогнать. Но она не собиралась признаваться в этом самой себе, не говоря уже о цыгане. Как она могла объяснить, что, несмотря на его происхождение, на полное отсутствие у него средств или надежды их получить, несмотря на его грубые манеры, в глубине души она сознавала, что он столь же достойный мужчина, каким был ее отец? Как она могла примириться с фактом, что полюбила простолюдина? С другой стороны, как она могла себе представить, что разделит таинство занятий любовью с кем-то другим?
Дункан чувствовал притяжение между ними даже сейчас, когда она стояла перед ним, вся дрожа, — красивая, уязвимая, похожая на ангела. Она напомнила ему несчастную потерянную бедняжку под дождем, которую он как-то привел домой. Это была маленькая девочка, и он усадил ее в большом зале у огня, чтобы она согрелась. О том, как согреть Лине, у него были другие соображения.
Тонкая ночная сорочка не оставляла места для воображения — от розовых сосков до изящной линии талии. Мокрая ткань прилипла к ее ногам, и у него участился пульс, когда он вспомнил о потаенной мягкости ее лона, скрытого там.
Лине ощущала его взгляд так, словно он касался ее. Мокрое полотенце на бедрах не могло скрыть свидетельства нарастающего желания в его чреслах. Внезапно она почувствовала себя беззащитной. Одной рукой она прикрыла грудь и уставилась на лохань. Вода в ней по-прежнему колебалась взад и вперед медленно и чувственно.
— Вы хотите меня, — пробормотал он. — Мы оба знаем это.
Она залилась краской от его откровенных слов и прошептала:
— Эти слова недостойны человека благородного происхождения. — Он обвел ее тело обожающим взглядом. Она нервно облизнула нижнюю губу. — И, — запинаясь, произнесла она, — благородный мужчина не стал бы смотреть на женщину… так, как вы.
Его губы раздвинулись в легкой улыбке:
— И как же благородный мужчина смотрел бы на женщину?
Она судорожно сглотнула:
— С уважением. С честью.
— Но, миледи, я и в самом деле уважительно отношусь к вам, — заверил он ее, смиренно склоняя голову, — и я намереваюсь… с честью отнестись к вашим желаниям.
Именно этого она и боялась. Боже, он был неотразим: его влажные волосы, откинутые со лба назад, и гипнотизирующие синие глаза преследовали ее, как волк преследует свою жертву.
Он подошел ближе. Она подавила внезапное и безумное желание убежать. Что с ней происходит? Она вела себя так, словно ее собирались съесть с потрохами. Черт возьми, она находилась в собственном доме, она, которая запугивала красильщиков шерсти и сражалась с морскими пиратами.
— А какие слова сказал бы мужчина благородного происхождения? — негромко спросил он. — Сказал бы он вам, что ваши губки такие свежие, спелые и манящие, как вишенки?
Лине почувствовала, как кровь прилила у нее к щекам.
— Сказал бы вам джентльмен, — пробормотал он, — что ваша кожа выглядит такой же восхитительной, как теплые сливки? Что ваша грудь…
— Нет! — вскричала Лине, чтобы заставить его замолчать. — Благородный мужчина не стал бы говорить о… ней, и вы знаете это.
Он изумленно нахмурился.
— Вы ведь никогда не были при дворе, правда, миледи?
Она выпрямилась.
— Еще нет.
— А я был, — сказал он, медленно придвигаясь еще ближе, — и да будет вам известно, что благородные господа столь же вульгарны, как и простолюдины.
Лине ощутила, как тепло его тела обволакивает ее, хотя он все еще находился в добром ярде от нее.
— Вы никогда не были при дворе, — хриплым, обвиняющим голосом ответила она.
— Разве актеры не выступают перед особами королевской крови? — таков был его уклончивый ответ.
Теперь он был так близко, что она ощущала влажность его тела.
— Мужчины при дворе, благородные господа, — поведал он ей, — так же подчиняются своим основным инстинктам, как и мужчины на борту «Черной короны». Они такие же похотливые, такие же необузданные, такие же грубые.
Сейчас он был уже так близко, что она различала оттенки цвета лазури и индиго в его глазах.
— Женщины при дворе, — выдохнул он, — такие же страждущие, как и торговки на базаре. Стоит им скинуть свои платья, как выясняется, что у них такая же плоть, мягкая и жаждущая, что у них длинные ноги и великолепная грудь…
— Остановитесь! — прошипела Лине. Боже, ее тело реагировало на его слова, как на ласку! За такие речи ей следовало бы отвесить ему пощечину.
— Спрячь свои коготки, кошечка, — прошептал он, словно прочитав ее мысли. — Вы боитесь не меня, а себя.
Лине уставилась на впадину у него между ключиц, будучи не в силах встретиться с ним взглядом. Он уже не первый раз говорил ей это. Она медленно разжала кулаки. Неужели это правда? Неужели она боялась того, как ее тело реагирует на этого мужчину, того, что она теряет контроль над собой, когда он рядом?
Дункан провел тыльной стороной руки по ее щеке. Она покорно закрыла глаза. Он дотронулся до ее губ. Лине приоткрыла их, и ее дыхание участилось. Он коснулся большим пальцем ее ушка и пощекотал чувствительное место под мочкой.
— Вы ведь хотите меня сейчас, не так ли? — прошептал он. — И не важно, благородный я лорд или простолюдин.
Спорить с ним было бесполезно. Не сейчас, когда его теплое дыхание касалось ее лица. Она негромко застонала.
— Скажите мне, — попросил он. — Скажите мне, что для вас не имеет значения, кто я такой. — Он напряженно смотрел на нее, словно все зависело от ее ответа.
Лине проглотила комок в горле и наконец увидела его таким, каков он есть. Мужчина. Мужчина с мечтами, как и любой другой. Мужчина с сердцем, которое может стать огромным от любви или разорваться от отчаяния. Мужчина с глазами цвета летнего неба, глазами, полными мудрости, восхищения и обожания, какого только может желать женщина. Мужчина с душой, которая не принадлежит ни королю, ни стране, а одному Богу, и который меряет людей по их делам, а не по праву рождения. И кто она такая, чтобы судить его после этого?
