Кэтрин Кинкэйд - В поисках любви
– Что все это значит? Чем это ты тут занимаешься?
– Рублю свой лес до начала дождей, – сообщил он с улыбкой распутника. – Я решил начать порубку вблизи бунгало, чтобы заодно присмотреть, как здесь обстоят дела. Разумеется, после пожара я выставил вокруг бунгало посты, но взглянуть самому никогда не помешает.
Посты вокруг бунгало? Она не заметила ничего похожего.
– Прикажи своим людям прекратить работу! – крикнула она, перекрывая шум. – Это мои деревья! Ты не имеешь права их рубить.
– Еще как имею! Я рубил этот лес многие годы и намерен продолжать до тех пор, пока уполномоченные на то власти не отдадут мне распоряжение остановиться.
– Мистер Кингстон! Пока мистер Гриффин не уведомит нас о результатах своего расследования, вы не должны начинать работу на этой земле.
– Пока нас не уведомит мистер Гриффин, ничто не в силах мне помешать работать на земле, которая принадлежит мне!
– То, чем вы занимаетесь, незаконно, и вы это отлично знаете. – Хорошо бы он слез со своего пьедестала! Она уже опасалась за свои шейные позвонки, так сильно ей приходилось задирать голову. К тому же надсадным криком ничего не стоило сорвать голос. – Не соблаговолите ли спуститься, чтобы мы могли обсудить происходящее, как цивилизованные люди?
Неожиданно для нее он спрыгнул на землю.
– Так лучше?
Он определенно насмехался над ней, и она не знала, как поступить: тоже засмеяться или продолжать его стыдить. К стволу было прислонено крупнокалиберное ружье, из которого можно было бы запросто убить слона. Кингстону было бы не до смеха, если бы она навела на него вот этот ствол.
– Не вижу ничего забавного в бессовестном воровстве. Эти деревья такие же твои, как… Господи, это же надо! Слон тащит огромный ствол с такой легкостью, словно это щепка!
– Слоны невероятно сильны. Потому мы их и используем на таких работах. Жара им тоже нипочем – главное, чтобы их иногда обкатывали водой. Они вообще очень любят водные процедуры.
– Для таких гигантов они поразительно смирны. Они всегда подчиняются своим погонщикам – махаутам, как вы их называете?
– Почти всегда, если не подвергаются жестокому обращению или не начинают по той или иной причине беситься… Знаешь, Эмма, возможно, ты и права: мне не следовало бы рубить лес, пока не установлено окончательно, чей он. Но я не мог себе позволить сидеть без дела. Как ты отнесешься к предложению разделить доход пополам? Я не мог допустить, чтобы сезон завершился, а я так и не продал леса. После начала муссонов об этом придется забыть. Что скажешь? Наверное, деньги и тебе пригодились бы.
– Даже не знаю… Предложение надо обдумать, особенно если учесть, от кого оно исходит. Говоришь, пополам? На это я еще могла бы согласиться… Смотри, огромный слон возвращается за следующим бревном! Почему ты мне не говорил, что это так увлекательно?
– Ты не дала мне этой возможности, Эмма. Увлекательно, правда? Здесь забываешь даже о жаре – то есть почти забываешь…
Эмма услышала резкий звук, очень похожий на выстрел. Прежде чем она поняла, откуда он донесся, тот самый слон, которым они только что любовались, взревел так, что содрогнулась земля. Хлопая огромными серыми ушами, он встал на задние ноги, перебирая в воздухе передними, как конь, вставший на дыбы. С грохотом опустившись на все четыре ноги, он вытянул хобот, оторвал от земли сразу двоих людей и швырнул их в заросли.
Махаут издал тревожный крик и попытался привести слона к повиновению, но животное уже не обращало внимания на его крючок. Махаут быстро понял, что ничего не может поделать, и исчез. Слон принялся с надрывным ревом вырывать из земли деревца и расшвыривать их вокруг. Люди разбегались в разные стороны, одна Эмма приросла к земле, не в силах шевельнуться.
– Осторожно! – крикнул Сикандер. – Всем разойтись! Слон взбесился. Мне придется его застрелить.
Он бросился к ружью. Эмма все еще не могла сойти с места, наблюдая с мрачным любопытством за слоном, свирепствующим на площадке. Другие слоны, откликаясь на трубные призывы взбесившегося собрата, не присоединялись тем не менее к его разрушительным действиям. Бешеный слон стремился уничтожить все, что оказывалось в поле его зрения. Неудивительно, что его маленькие глазки взяли на прицел Эмму – единственное человеческое существо, не обнаружившее здравого смысла и не бросившееся наутек.
Эмма хотела бежать, но ноги ей не повиновались. Страх парализовал ее, как при встрече с хромым тигром. Единственное, на что она была способна, – это стоять на месте, в ужасе взирая на живую гору мышц, обтянутую серой кожей. Слон снова задрал хобот и встал на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами. Потом, содрогнувшись всем телом, он устремился к Эмме. Она чувствовала, как дрожит от его бега земля, но не могла пошевелиться.
Сикандер, выругавшись, толкнул ее в сторону и, опустившись на одно колено, прицелился. Выстрел был оглушительным. Слон споткнулся, прошел по инерции еще несколько шагов и рухнул на колени. Из отверстия между глаз ударил алый фонтан крови. Подняв в предсмертном воинственном порыве хобот, он пошарил им перед собой и ухватил Сикандера. Последнего усилия хватило, чтобы обхватить человека поперек туловища, приподнять и ударить о дерево. После этого слон застонал, совсем как человек, и повалился на бок. На площадке воцарилась тишина, нарушаемая только криками обезьян, прыгающих по веткам.
Эмма вскочила на ноги и ринулась к Сикандеру. Одновременно с ней к нему подбежал Сакарам, которого раньше она не заметила. Главный слуга опустился рядом со своим господином на колени и тщательно его осмотрел.
– Он мертв? – дрожа от волнения, спросила Эмма. Сакарам, казалось, не слышал вопроса. Он осторожно, почти нежно поднял господина на руки, как дитя, и выпрямился.
– Ответьте мне, Сакарам! Он жив? – закричала Эмма.
Кожа Сикандера приобрела землистый оттенок, он не шевелился. На нем не было заметно крови, но после удара такой силы Сикандер мог остаться в живых разве что чудом.
Сакарам бросил на нее испепеляющий взгляд:
– Он еще не умер, но скоро умрет. Он отдал жизнь, спасая вас, мэм-саиб, а что дали ему вы? – Его глаза метали молнии, казалось, у него внутри прорвалась плотина. – Одни неприятности! Он предлагал вам свою любовь, дом, всего себя, но вам этого было мало. Вы требуете невозможного и ничем не желаете поступиться взамен.
Никогда прежде Эмме не приходилось наблюдать в Сакараме такого накала чувств. Она тоже не могла оставаться спокойной и дала волю своим чувствам.
– Что вы знаете? Ничего! Я люблю его! Я полюбила его с первой же нашей встречи в Калькутте! Это он во всем виноват: он мне лгал, он вертел мной, как игрушкой, использовал меня…
