Виктория Холт - Тайный брак
Бедфорд на том же заседании совета сообщил, что вскоре возвращается на континент.
Я виделась с ним незадолго до его отъезда, когда приехала на неделю в Вестминстер в надежде повидать своего сына. Мы решили с Оуэном, что будет лучше, если время от времени я стану появляться при дворе.
Бедфорд выглядел усталым и изнуренным, в лице его проглядывала безнадежность, чтобы не сказать — отчаяние. Со мной он держался, как и раньше, приветливо и дружелюбно, но говорил больше о пустяках, не касаясь серьезных тем. Я выразила ему соболезнование по поводу смерти Анны и распрощалась с ним.
Вскоре после этого я решила переехать из Хатфилда снова в Хэдем, более удаленный от столицы и более уединенный.
Тем более что снова была беременна.
И опять, как всегда в этот период, ощущение блаженства вошло в меня. Я чувствовала себя простой, чуть ли не деревенской женщиной, далекой от всяческой суеты, и не было мне ровно никакого дела до всевозможных дворцовых интриг, и я не опасалась ничьей злобы, никакой вредоносной молвы.
Но, конечно, такое мое состояние являлось в большей степени воображаемым. Жизнь, увы, вторгалась в наше уединение, принося различного рода вести — и хорошие, и плохие.
С удовольствием и радостью я узнавала, что мой венценосный сын благополучно растет и взрослеет, проявляя серьезное понимание своих обязанностей и не делая попыток от них уклониться, чем вызывает уважение воспитателей и всех, кто с ним соприкасается.
Однако известие о том, что Глостер начал оказывать моему сыну повышенное внимание, претендуя на роль главного и единственного наставника, вызывало у меня беспокойство. Спора нет, Глостер слыл весьма образованным человеком. Но страсть к интригам была главной чертой этого порочного, тщеславного, безжалостного, несдержанного человека. И вместе с тем в нем уживалась тяга к литературе, обожание греческих и латинских поэтов и философов; он хорошо знаком с именами Аристотеля, Данте и Петрарки. В беседе с учеными людьми это был, говорят, совершенно другой человек, от которого, казалось бы, странно и невозможно ожидать лицемерия, подлости, подвохов.
Мой сын тоже интересовался науками, любил книги больше, чем военное искусство, а потому у него могло найтись немало общего с его опасным дядей. Насколько мне стало известно, так оно и произошло, и Глостер вскоре сделался его ближайшим другом, принявшим на себя роль Ментора. Тот в течение десяти лет воспитывал сына Одиссея. Вот и Глостер решил быть таким. Думаю, не только к моему огорчению.
Сроки моей беременности подходили к концу, уже недолго оставалось до того дня, когда мне предстояло разрешиться от бремени. И вот в один из этих дней мы получили известие о приезде в Хэдем кардинала Бофорта и графа Уорика.
Это вызвало настоящую панику среди нас — носителей моей тайны, тех, кто содействовал ее длительному сохранению.
Подобная ситуация бывала и раньше, но тогда моя беременность не была столь явно заметна. Удастся ли скрыть ее на этот раз?.. Что предпринять? Сказать, что больна? Но они наверняка пожелают увидеть меня. Если я откажу, они, естественно, решат, что я нуждаюсь в помощи врачей, которых они и пришлют.
Значит, необходимо принять визитеров, но при этом притвориться больной, что поможет, дай Бог, скрыть мое действительное состояние.
— Вы ляжете в постель, — сказала взволнованная Гиймот. — Мы обложим вас подушками и попросим долго не беспокоить.
— Что, если они станут настаивать на докторах?
— Скажете, у нас есть свой, и единственное, что вам сейчас нужно, по его словам, покой и отдых…
Так-то оно так, но больше всего я боялась, что у меня могут начаться схватки еще до их приезда, или, что страшнее всего, — в то время, как знатные визитеры будут рядом со мной…
Граф Уорик и кардинал сидели у моей постели. Они выражали сочувствие по поводу свалившегося на меня недомогания, я отвечала им, что это временная слабость, мне нужно просто полежать несколько дней в постели; у меня и раньше бывали подобные приступы… Что было чистой правдой.
Причиной приезда высокородных гостей оказалось их беспокойство по поводу того, что герцог Глостер все больше подчиняет молодого короля своему тлетворному влиянию.
— Король не по годам серьезен, — говорил кардинал. — Он произвел прекрасное впечатление на членов совета и парламента, почтив их своим присутствием. Он умеет сосредоточенно слушать, когда говорят другие, и — что удивительно в его возрасте — задавать вопросы по существу и даже вносить дельные предложения. Но править единолично!… Никогда он не заговорил бы об этом в его возрасте, если бы не влияние Глостера. Только по чьей-то подсказке мог он возжелать такое!
— Править! — воскликнула я. — Но это невозможно!
— Разумеется, миледи, — вступил в разговор граф Уорик. — Король всегда был… рос вполне скромным мальчиком, сознающим, что в его возрасте, со всеми его преимуществами и недостатками, он не в состоянии еще возложить на свои плечи истинные обязанности короля вместе со всей ответственностью, вытекающей из них. Но он так изменился, подружившись с Глостером. И за весьма короткий срок…
Я ощутила толчок. Мое дитя зашевелилось в чреве… О Боже, только не сейчас! — безмолвно взмолилась я. Подожди хотя бы чуть-чуть… Совсем немного.
Гости продолжали говорить. Длинно и обстоятельно.
— Необходимо дать ему понять, — услышала я голос кардинала, — что возраст не позволяет пока еще править страной и что он должен прислушиваться к мнению других своих воспитателей и советников, а не исключительно к мнению Глостера.
— Разумеется, — произнесла я через силу, желая только одного: чтобы они как можно скорее ушли.
— То, что юный король, — продолжал кардинал, — уже неплохо знает литературу и военное искусство, не дает ему еще возможности в его годы стать единоличным правителем такого большого государства.
— Надеюсь, мой сын понимает это, — сказала я.
— Не совсем, миледи. Как мы уже говорили вам, он выражал намерение именно так себя повести.
— Нам трудно убедить его, миледи, — сказал Уорик, — потому что Глостер все время нашептывает прямо противоположное.
— А парламент? — спросила я. — Не мог бы он разъяснить юному королю?..
О Господи! Опять толчок… Неужели схватки?.. Нет, не надо!.. Повремени!..
— Члены парламента неохотно идут на это, — ответил Уорик. — Все они подданные короля и не могут или не хотят портить с ним отношения еще до того, как он окончательно вступит в свои права.
— Вас он должен послушать, миледи, — вновь заговорил кардинал. — Вы его мать и можете говорить с ним не как подданный с королем.
