Сюзан Робинсон - Леди Смелость
Она почувствовала, как меч прорвал парчу и шелк и вошел глубоко в тело. Кровь брызнула ей на юбку. Д’Атека захрипел, дернулся всем телом, потом обмяк и рухнул на Кристиана. Столкнув с себя безжизненное тело, Кристиан встал на ноги.
Меч выпал из рук Норы. Отступив назад, она уставилась на убитого ею человека. Кристиан обхватил ее и прижал к себе.
— Ты не пострадала?
Откинув голову, она посмотрела на мужа.
— Я только что убила человека, а вы спрашиваете, не пострадала ли я. Конечно, нет. Это он пострадал.
— Ты женщина, у тебя чувствительная душа и слабое тело.
— Сейчас не время для слабости. Нам нужно спрятать тело д’Атеки.
— Блейд стоит на страже. Сюда никто не войдет. Ты не упадешь в обморок?
— Не теряйте времени даром, милорд.
Нора в задумчивости пошевелила губами. Испытывая смутное раздражение оттого, что Кристиан, видимо, не сознает грозящей им опасности и куда больше озабочен ее, Норы, самочувствием, она напряженно думала, пытаясь найти какое-то решение.
— Знаю, — вдруг сказала она. — Поменяйтесь с ним одеждой.
— Что?
— Наденьте его костюм. — Она уже наклонилась и стаскивала с д’Атеки плащ. — Быстрее, пока все не пропиталось кровью. Вы с Блейдом тайком выберетесь из замка. Тело мы пока спрячем в диванчик у окна. Вы поедете к лесу; когда вы отъедете достаточно далеко, но все еще будете в пределах видимости, я устрою так, чтобы вас заметили люди д’Атеки. Вы же, увидев их, скачите в лес.
Кристиан наморщил лоб.
— И там на д’Атеку и Блейда нападут разбойники.
— Именно. — Она потянула за сапог испанца.
— Еще одно наказание, — сказал он, опускаясь на колени, чтобы помочь ей. — Надеть на себя окровавленную одежду мертвеца.
— Это послужит вам уроком.
Кристиан замолчал и стал стаскивать с д’Атеки камзол. Потом быстро наклонил голову и заглянул Норе в глаза. Она вспыхнула.
— Ты спасла мне жизнь. Ты же сказала, что я тебе безразличен.
— Одевайтесь.
— Нора, ты убила ради меня человека.
— Я убила бы человека и ради спасения котенка.
— Что ж, — ответил он с улыбкой, — по крайней мере мной дорожат не меньше, чем котятами и щенками.
Она отвела глаза и, подняв юбку, оторвала полосу от нижней юбки; затем начала вытирать кровь на полу.
— Дорогая моя.
Она яростно терла пол.
— Нора, — он произнес ее имя тихим ласковым голосом. — Мой маленький дракон.
Она бросила окровавленную тряпку на тело д’Атеки и оторвала от нижней юбки еще одну полосу.
— Ты прекрасна, любовь моя, — пробормотал он на латыни, — ты прекрасна, и у тебя глаза голубки.
— Поспешите! Не время обольщать меня, когда у нас в галерее лежит мертвый человек.
Кристиан начал расстегивать свой камзол.
— Как прикажешь, любовь моя. Одно нежное слово из твоих уст мне дороже тысяч поцелуев других женщин.
— О Господи, избавь меня от мужчин!
***Спустя несколько дней Нора сидела на берегу реки со своим вышиванием, а Блейд с Артуром удили рыбу. Блейд лежал на спине, закрыв глаза; удочку он воткнул в землю рядом с собой. Артур пытался поймать рыбу острогой, сочтя метод Блейда не слишком увлекательным.
Перекусив золотую нитку, Нора прошептала Блейду:
— Тебе следовало бы молиться, выпрашивать у Бога прощения за то, что из-за тебя погиб этот человек.
— Он заслужил смерть. Как ты думаешь, сколько несчастных он сам послал на смерть за то лишь, что они не сумели повторить за священником слова молитвы в нужной последовательности.
— И ты лил притворные слезы, когда испанские дворяне приехали, чтобы забрать тело.
Блейд потянулся и зевнул.
— Мне пришлось. Ведь предполагалось, что мы были близки с ним.
— И говорил им, каким добродетельным и благородным человеком был граф, какая это тяжелая утрата для короля Франции.
— Это была идея Кристиана. Недурно, правда?
Отложив в сторону вышивание, Нора заломила руки.
— Бог никогда не простит меня.
— Ерунда. Если уж он прощает папистов за их деяния, простит и тебя. Ты же защищала своего мужа. Это был твой христианский долг.
Ободренная его словами, Нора подняла голову.
— Ты так думаешь?
— Уверен.
— Мне не приходило в голову посмотреть на дело с такой стороны.
Блейд и Артур собрали свои снасти и рыбу и пошли в замок перекусить. Нора осталась сидеть на берегу, размышляя о новых аргументах в ее оправдание, высказанных Блейдом. Непосредственно после случившегося у нее не было времени на размышления такого рода — необходимо было срочно придумать, как скрыть убийство и спасти самих себя. Но позже ее замучили угрызения совести. Она не сомневалась, что попадет в ад. Уверения мужа, что граф заслуживал смерти, не могли облегчить ее мучений. К тому же в глубине души она знала, что ради спасения жизни Кристиана снова, не задумываясь, сделала бы то же самое. Сознание этого укрепляло ее уверенность в том, что ей нет и не может быть прощения. И вот Блейд напомнил ей, что она перед Богом поклялась почитать своего супруга. Какое же это было бы почитание, если бы она спокойно смотрела, как его убивают? Так что, возможно, она все-таки не была обречена.
— Позволить ему умереть было бы большим грехом, — вслух произнесла она.
Удовлетворенная этим объяснением, она огляделась, ища глазами свое вышивание. Оно лежало поверх ее корзинки с принадлежностями для рукоделия. Она потянулась за ним, но тут на корзинку упала чья-то тень. Подняв голову, она увидела того, ради кого согрешила. Поймав ее взгляд, Кристиан улыбнулся ей и, взяв ее вышивание, протянул ей, опустившись на колени. Передавая ей вышивание, он положил ладонь ей на руки, и она вздрогнула.
Улыбка Кристиана была печальной, и Нора отвернулась. Раздосадованная сама на себя за то, что в ее сердце проникла жалость к мужу, она убрала руку и взялась за иглу. Это не ее вина, подумала она. Его близость ударяла ей в голову; маленькие демоны сразу вселялись в ее тело и начинали свою пытку, заставляя испытывать ненужное возбуждение.
Кристиан встал и пошел к реке, опустив голову. Нора следила за ним, завороженная игрой мускулов на его бедрах, обтянутых черной материей штанов, как второй кожей, мускулов, казавшихся гибкими и твердыми одновременно. Как-то она случайно услышала, как одна из служанок восторгалась ногами лорда Монфора.
Боже милостивый, подумала Нора. Ей становилось все труднее его ненавидеть. Но она должна его ненавидеть. Стоит ослабеть ее ненависти, и он сразу же прижмет ее к ногтю, подчинит своей воле. Разве не так? Правда, последнее время ему, казалось, больше нравилось стоять на коленях у ее ног, чем навязывать свою волю.
