Мэри Патни - Нежно влюбленные
— Леди Сент-Обен необыкновенно быстро ко всему привыкает, — сказал Сент-Обен бесстрастным тоном, но затем, извинившись перед гостями, вышел из дома и направился в конюшню. Несмотря на то что на нем был парадный костюм, виконт выбрал самого быстрого скакуна и пустил его в бешеный галоп по своему имению. Физическая нагрузка помогла немного остудить гнев, но все же отчаяние владело всем существом Джерваза. Диана — среди его гостей! Он должен быть сдержан! Но как! Как сможет он спать, зная, что она находится под одной с ним крышей! Мысли эти были невыносимы.
Позволив задыхающемуся от быстрого галопа, покрытому пеной коню замедлить шаг, виконт в который раз спросил себя, какого черта его жене нужно было в Обенвуде.
Холлинз отвел Диану в ту самую комнату, в которой она останавливалась, когда приезжала в Обенвуд на Рождество, и в которой была потайная дверь, ведущая в покои Джерваза. Как только управляющий вышел, женщина, дрожа, упала на кровать: сказалось нервное напряжение. Ей удалось отлично держаться, пока в вестибюле не появился виконт, глаза которого были холодны как лед. Слышал ли он, что она говорила леди Хейкрофт? Возмутился ли?
Растирая виски, Диана успокаивала себя. Начало сложной партии она сыграла отлично, но вся игра была еще впереди. Как она и предполагала, Джерваз не устроил публичного скандала, но мог приказать слугам выставить ее из дома потихоньку. Впрочем, он мог счесть это трусостью и выгнать Диану самолично.
Джерваз был очень сердит, но в глазах его читалось желание. В этом Диана была уверена и надеялась, что страсть поможет им вновь обрести друг друга.
Увидев Везеля, Диана оцепенела от страха. Хотя, узнав, что она — жена Сент-Обена, он, должно быть, оставит ее в покое. Воспоминания о его поведении на балу были так живы, что Диана содрогнулась, а затем задумчиво дотронулась до рукоятки кинжала, покоящегося в ножнах у нее на ноге. Диана прихватила с собой кинжал, опасаясь, что он может ей понадобиться лишь во время путешествия, но теперь, зная, что находится под одной крышей с французом, она твердо решила, что ни на секунду не расстанется с оружием и даже спать ляжет, положив кинжал под подушку. И дверь запрет покрепче, если, конечно, будет спать в одиночестве.
Подумав о том, что надо запереть дверь, Диана вскочила с кровати. Вдруг Джерваз придет к ней прямо сейчас? Она была еще не готова к его появлению. Диана направилась в детскую, чтобы обнять Джеффри и помочь Мэдди распаковать вещи — эти простые действия доставляли ей удовольствие и успокаивали ее. Мальчик был в восторге от того, что снова приехал в Обенвуд, ему очень понравилось, как виконт принял его. Повертевшись немного в детской, ребенок поспешил в конюшню. Мадлен заварила чай и поболтала с Дианой, но, относясь к роли служанки вполне серьезно, пошла узнать, распакованы ли вещи леди Сент-Обен и все ли в порядке.
Диана хотела было отправить слугу на поиски Франсиса, но тот сам разыскал ее. Взволнованно схватив его за руки, девушка радостно воскликнула:
— Ах, Франсис, как я рада, что ты здесь!
— Я тоже рад видеть тебя, — с теплой улыбкой проговорил молодой человек. — Судя по всему, тебе нужны союзники. — Предложив Диане руку, Франсис повел ее по коридору. — В этом доме и поболтать-то негде — везде люди. Может, прогуляемся, и ты объяснишь мне, что происходит?
Миновав сады, они направились к декоративному озерцу. Хоть их знакомство и было совсем недолгим, между ними успели сложиться доверительные отношения, и Диана испытывала огромное облегчение оттого, что на свете существовал человек, которому одинаково дороги и она, и Джерваз. Девушка почти слово в слово повторила ему то, что рассказала Джеффри, но Франсис, как человек взрослый, прекрасно понял все, чего Диана не договаривала.
Франсис молча выслушал рассказ Дианы.
— Итак, — заключил он, когда девушка замолчала, — ты действительно замужем за моим кузеном и любишь его, но он не может простить тебе обмана. Что за нелепая ситуация!
На берегу озера стояла простая деревянная скамья, туда и повел Диану Франсис, чтобы как следует все обсудить. Посмотрев ему в глаза, девушка быстро отвернулась: она опасалась, что сочувствие молодого человека лишь расстроит ее и выдержка ей изменит.
— Франсис, ты всю жизнь знаешь его. Ну почему он так себя повел? Конечно, я допускаю, что он мог рассердиться, но этот долгий, неуправляемый гнев!..
— Даже не знаю, что и сказать, Диана, — покачал головой Франсис. — Он всегда был мне хорошим другом и заботливым братом, но некоторые черты его характера мне непонятны. Впрочем, у англичан принято скрывать свои эмоции, но мне кажется, что временами Джерваз перегибает палку.
Диана отломила веточку вероники и задумчиво повертела ее в пальцах.
— Знаешь, — продолжал Франсис, — несмотря на то что мой кузен — человек знающий и опытный, в нем есть что-то трагическое. Он всегда служил людям и не ждал благодарности за это. По сути, он и не принял бы благодарности, потому что полагает, что недостоин доброты.
— Я это тоже поняла, — медленно проговорила Диана. — А ты хоть представляешь, отчего это? Почему он так не ценит себя?
— Я могу лишь сделать кое-какие предположения. — Франсис усмехнулся. — В последнее время, знаешь ли, я много думал о разновидностях любви. Мне кажется, что человек, которого мало любили в детстве, не знает, что такое любовь, и не может ее принять. — Франсис задумался, вспоминая семейные сплетни. — Отец Джерваза был скрытным человеком, серьезно относящимся к своим обязанностям, но не более того. Понимая, что должен оставить наследника, он женился — только из чувства долга! — и у его жены родился сын. Вообще-то было два мальчика, но родной брат Джерваза умер не то в семь, не то в восемь лет. Меня тогда еще не было, но мама как-то говорила мне, что родители Джерваза сокрушались о том, что именно он унаследует титул Сент-Обенов. Он был очень маленьким, тихим, страдал эпилепсией… Они считали его… неполноценным. Подумав, Диана спросила:
— А что у него была за мать?
— Ах, это была прекрасная Медора! — Франсис вздохнул и задумчиво поглядел на озеро. — Второй такой красивой и распутной женщины было не сыскать. При желании она могла бы очаровать птиц на деревьях, но если человек был ей неинтересен, она в мгновение ока забывала о нем. Нелегко приходилось тому, кто осмеливался встать на ее пути.
— Наверное, нелегко иметь такую мать, — предположила Диана.
— Совершенно верно, — согласился с ней Франсис. — Будь она просто жестокой или злой, Джервазу было бы куда проще. А вместо этого… она была полностью поглощена собой. Ее так волновали собственные желания, что других для Медоры просто не существовало. Ее вообще нельзя судить с общечеловеческой точки зрения, как, скажем, не пришло бы нам в голову оценивать поведение кобры или хищной птицы.
