Линда Ли - Гордая и непреклонная
– Кларк?
Его добродушная улыбка, как ей показалось, выглядела неестественной, а хватка стала железной.
Он ничего не ответил и бросил быстрый взгляд на дверь, грудь его взволнованно вздымалась.
– У нас возникла небольшая трудность, Элид, – он пожал плечами, – видишь ли, за последнее время ты причинила мне много неприятностей.
Кларк театрально вздохнул. В этот миг он показался ей совершенно непохожим на того галантного и любезного человека, которого она знала до сих пор.
– Ты вытащила из тюрьмы Лукаса. Теперь он на свободе. И все вокруг задаются вопросом: если Хоторн не убийца, то кто же? Я знаю твоего отца. Он наверняка захочет разобраться в некоторых обстоятельствах, на которые ты указала ему во время процесса, – как, например, показания коронера, неожиданно всплывшие на слушании в большом жюри, или давление, оказанное на Тони. – Он прищелкнул языком. – Если даже Уокер не захочет в этом копаться, рано или поздно этим займутся другие. И тогда люди потребуют ответа и пожелают узнать, кто несет ответственность за… – Тут он пожал плечами. – За не совсем безупречный с точки зрения этики, но совершенно необходимый поступок. – Кларк снова театрально вздохнул. – Зря ты не позволила мне отправить это ничтожество Хоторна на виселицу.
Внезапная догадка пронзила ее мозг с такой силой, что ей едва не стало дурно. Элис вспомнила опыт, проведенный ею в зале суда. Одну из ламп выключили, и свидетельнице предложили определить цвет волос пристава. «Темные», – пробормотала тогда в ответ Тони, тогда как на самом деле волосы у него оказались белокурыми и выглядели темными лишь из-за слабого освещения. Элис взглянула на белокурые волосы Кларка.
– Кларк, – прошептала она, чувствуя, как у нее пошла кругом голова, – неужели ты убил тех девушек?
– А ты и впрямь настоящий Шерлок Холмс.
– Боже правый, почему? – еле выговорила она.
– Потому что они этого заслуживали! – выпалил Кларк. – Так же, как любая продажная девка заслуживает смерти!
Затем, заметно успокоившись, он протянул руку и провел пальцами по ее щеке. Элис содрогнулась. Выражение лица Кларка стало жестким, однако он не убрал руку.
– Каких-нибудь несколько недель назад, – прошипел он, – ты изнывала от тоски по моему прикосновению.
Ее охватил приступ отвращения, однако он был прав. Она хотела, чтобы он прикоснулся к ней, хотела видеть его своим мужем. И все потому, что боялась собственных чувств к Лукасу Хоторну, человеку, которого она уже дважды несправедливо обвинила в убийстве – один раз, когда они только встретились, и сейчас, когда она бросилась вон из его комнаты, чтобы угодить прямо в лапы настоящего убийцы.
Кларк постепенно теснил ее назад до тех пор, пока они оба не оказались в кабинете ее отца.
– Я заставлю тебя снова изнывать от тоски по мне, моя прелесть. Да, я сделаю это, потому что ты ничем не отличаешься от других. Ты самая обычная шлюха, Элис Кендалл. И лучшим доказательством этому является то, что ты спала с Лукасом Хоторном.
Лукас вихрем промчался мимо Грейсона, уронив на ковер папку с документами. Старая, помятая и пожелтевшая от времени фотография упала на пол. На нее случайно наткнулись Брэдфорд и Эммелин, когда, сидя вместе в гостиной, перебирали все, что было связано с воспоминаниями о прошлом. Этот снимок был сделан в те годы, когда Лукас учился в Бостонской классической гимназии. На нем был запечатлен весь его класс, он сам, Оливер Олдрич. И еще один мальчик, который посещал эту привилегированную частную школу за счет благотворительной стипендии, выделенной местными богачами по просьбе одной незаурядной женщины.
Однако эти сведения сейчас мало занимали Лукаса. Ему нужно было во что бы то ни стало разыскать Элис. В один ослепительный миг ему вдруг все стало ясно. Он корил себя за то, что не догадался об этом раньше, но, так или иначе, время было упущено. И теперь, судя по ножницам и перстню, которые Элис нашла в шкафчике, она считала его убийцей. Кроме того, он понял, что ей угрожает опасность. Покинув «Найтинейл-Гейт», Лукас бросился бежать со всех ног в сторону Бикон-Хилл. Возницы дергали за поводья, осаживая лошадей, чтобы его не переехать. Он должен был добраться до Элис. Спасти ее. Попросить у нее прощения за то, что ничего не сказал ей о перстне.
Поймет ли она когда-нибудь, что он сам не знал, чему верить, после того, что произошло в ту ночь в переулке? В любом случае следы неизбежно вели в его прошлое, а он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, насколько непрочным был сотворенный им самим для себя мир. Он говорил ей правду, когда сказал, что ему безразлично, кем считают его люди, однако он прожил почти два десятка лет с твердой решимостью никогда больше не позволять себе никаких слабостей. Он хотел быть оправданным и верил, что рано или поздно так оно и случится – дело против него с самого начала было шито белыми нитками. Он сделал все от него зависящее, чтобы выйти на свободу, не давая показаний против родного отца и не примешивая к делу свое прошлое. Но в конце концов, Элис обо всем узнала.
Простит ли она его когда-нибудь? Поверит ли, если он скажет, что любит ее? Боже правый, он никогда ей об этом не говорил! Боялся сказать. Неужели он опоздал?
Зная, что сможет сократить путь, направившись прямиком через Паблик-Гарденз, Лукас ухватился за кованую ограду парка и одним быстрым движением перемахнул через нее, оказавшись на противоположной стороне.
Он бежал, молясь так горячо, как еще ни разу не молился за всю свою жизнь. По всей вероятности, Элис вернулась к себе домой, чтобы разыскать отца. Когда Лукас наконец, увидел перед собой особняк Кендаллов, там царила тишина. Он надеялся всей душой, что Элис успела убежать, и что никто посторонний не проник в дом.
«О Господи, только бы я не опоздал!»
Дверь оказалась заперта. Словно обезумев, Лукас выбил ногой стекло в ближайшем окне и повернул задвижку, после чего ворвался в образовавшееся отверстие подобно грозной буре. Но пронзительный крик, разнесшийся в доме, заставил его замереть на месте.
– Элис! – вырвалось у него чуть слышно, волосы его от ужаса стали дыбом. Издав воинственный клич, он вломился в кабинет.
– Стоп! Ни шагу дальше!
Лукас тут же остановился, едва дыша, глаза его дико блестели. Собрав в кулак свою железную волю, он отыскал взглядом Элис, быстро осмотрев ее с ног до головы, чтобы убедиться в том, что она не пострадала, и лишь затем поднял глаза на помощника бостонского окружного прокурора.
– Клаус! – произнес Лукас, обращаясь к Кларку с бесстрастностью, которой на самом деле не чувствовал. – Как странно все обернулось, не правда ли?
– Я не Клаус! – пронзительно взвизгнул тот, словно такое обращение выводило его из себя. Одним рывком поставив Элис перед собой, он поднес к ее горлу нож. – Не смей называть меня так! Мое имя Кларк!
