Елена Арсеньева - Город грешных желаний
— Спрыгнем, — сказал он, оглядываясь на Троянду. — Не испугаешься? — И был изумлен, увидев сияющие, не замутненные страхом глаза.
— С тобой? — Она шало улыбнулась. — Да с тобой хоть на тот свет!
Уж и забыл Григорий Стрепетов, когда в жизни плакал последний раз — должно, еще мальчишкою, а тут заволокло вдруг глаза, поплыло все кругом. Едва сдержал слезы! Поцеловал свою милушку:
— Прыгнем разом, ты меня за руку держи, не отпускай. В воде я тебя подхвачу, а там лодочка моя ждет. И… поминай как звали!
— Троянда! — воззвал вдруг чей-то исполненный ужаса голос. — Per amor di Dio! Троянда!
* * *Оба содрогнулись, будто огненная плеть огрела их по плечам. Обернулись…
Аретино! Он-то откуда здесь в такую пору? Он же отродясь не поднимался раньше полудня!
И что это за халат на нем: аксамитовый, сплошь серебро да золото? Несмотря на остроту момента, Григорий едва не расхохотался: уж не свой ли халат давал тогда Аретино поносить мнимому Барбаруссе? И не он ли пожаловал нынче ночью Луиджи «халат с барского плеча» за некие особые услуги?
Так и подмывало бросить Аретино пару оскорбительных намеков, но, похоже, право задавать вопросы тот оставил за собой, и слова сыпались, что горох из развязавшегося мешка.
— Троянда? О святая мадонна! Куда ты? Почему с ним? Что он с тобой сделал? Он бил тебя? Я убью этого зверюгу! Прикрой грудь, разве не видишь, что ты полуголая? Он напал на тебя? Porco russo! Будь ты проклят! Оставь ее! Ты хочешь забрать ее у меня? Нет, я дам тебе денег… много денег! Но ее не тронь — это последнее, что у меня осталось!
— Ничего, тебя утешит Джилья! — усмехнулась Троянда, озабоченная, заметил ли Григорий маневры Аретино отсечь их от окна.
— Джилья? — заломил руки Аретино. — Да я из-за нее глаз нынче не сомкнул: ведь еще вчера вечером эта негодница исчезла… исчезла бесследно!
— Ничего, вернется, — отмахнулся Григорий. — Спустит все денежки — и прилетит птичка в свою золотую клетку.
— Деньги? — навострил уши Аретино, и маска убитого горем страдальца свалилась с его лица. — Откуда у нее деньги? Неужто ты и твой брат… — У него горло перехватило от страшной догадки.
— А как же! — хмыкнул Григорий. — Ты же знаешь: она готова всякому угодить за самое скромное вознаграждение. Вот и нам предложила сходную цену — не то что ты, грабитель с большой дороги! Обманщик! Лицедей!
Он так угрожающе надвинулся на Аретино, что тот отпрянул, задел пресловутые бокалы, они снова зазвенели… и испуганный крик Аретино слился с этим звоном:
— Да я бы не взял с тебя ни сольди! — Он выхватил из кармана халата какой-то ключ: — Видишь? Это ключ от твоей камеры. Я раскаялся и в обмане, и в жестокости! Я шел отпереть твои замки, выпустить тебя на волю… А ты, неблагодарный, хочешь лишить меня последнего счастья! — Он патетически простер руки к Троянде, однако Григорий заслонил ее собой.
Рассказывай! — буркнул он. — Люблю твои байки! Этот ключик в том замочище с головкой, ручками и ножками потонет. Врал бы получше! А что до счастья… — Он подхватил Троянду и поставил ее на широкий каменный подоконник; она испуганно пискнула, но Григорий легким прыжком очутился рядом. — А что до счастья, то было оно у тебя — да сплыло. Вот, погляди!
И, увлекая за собой Троянду, он шагнул в зеленую, шумную, влажную бездну.
* * *Троянда не сдержала крика, когда студеные волны расступились под тяжестью ее тела, но тут же ощутила, как руки Григория подхватили ее, потянули вверх. Всхлипнув, она глотнула воздуху, открыла полные слез и воды глаза — и страх прошел, как не был: лицо Григория рядом, его отважные глаза смеются, светлые кудри прилипли ко лбу. Троянда отвела их дрожащими пальцами.
— У тебя глаза зеленые, как у морского царя! А я думала, голубые, — сказала она, зачарованно глядя в эти глаза.
— Это от воды, — пояснил Григорий. — И у тебя зеленые. А знаешь, когда я тебя увидел первый раз, думал, что в мой чан с водой заплыла из моря русалка.
Они засмеялись, поцеловались и не сразу вспомнили, где находятся. Лодка покачивалась рядом, рукой подать. Григорий помог забраться Троянде, потом сам перевалился через борт и сразу схватился за весла.
* * *Троянда смотрела вперед. Очаровательная лазурь Адриатики с розовыми и красными парусами далеких лодок расстилалась впереди, как безбрежное счастье.
Она вздрогнула от щемящего восторга. Все, что осталось позади, вся прежняя жизнь стала легкой ношей. Все пережитое обратилось в дым, и осталось лишь немного пепла — так немного, что он умещается в ладанку, спрятанную на груди у странника. И этого хватит с лихвой, ибо сейчас для нее вся жизнь — в будущем… в этой любви.
Троянда самой себе казалась засыхающим цветком, которого сперва полили ядовитым раствором, а он был так обрадован любой, какой угодно влаге, что и не распознал отравы. Так было с ней, когда она встретила Аретино… И потом цветок ее сердца терпел равнодушно все: гниль, сушь, — но лишь когда отведал настоящей, свежей, чистой воды, осознал, чего был лишен всю жизнь.
Она смотрела на Григория и впервые понимала, что слова — очень слабый способ выражать свои чувства. Сердце ее было переполнено, а язык — нем. Она не знала, как сказать о своей любви… она любила и целовала глазами.
Григорий, который, сильно работая веслами, не отрывался от ее взгляда и читал в нем все, как в книге, улыбнулся чуть смущенно, словно извиняясь, что тут же не бросился к ней и снова не стиснул в объятиях:
— Надо поторапливаться. Не ровен час, этот наш заклятый друг шум подымет.
Он как накликал.
— Троянда! — разнесся над водой истошный вопль. — Все ушли! Пьерина! Троянда! Вернитесь!
Григорий оглянулся.
— Ну вот же, а? Никак не уймется!
Вся Венеция горела пурпуром и золотом. Солнце стояло как раз напротив окон дворца Аретино, и все они казались залитыми огнем. И только одно было темным, потому что темная фигура заслоняла его, отчаянно взывая:
— Пьерина! Троянда! Пьерина! Троянда!..
— Эк его разбирает! — покачал головой Григорий. — А ведь не дозовется, нет?
— Нет! — твердо сказала Троянда. — И ведь он и не меня зовет. Другую…
Она не была уверена, что Григорий поймет, но он все же понял. Взглянул со светлой улыбкой:
— Другую? А тебя как зовут?
— Дашенька, — ответила она, впервые без страха и тоски вспоминая свое имя. — Дашенька…
Григорий, не выдержав, отшвырнул весла, придвинулся к ней, прижал к себе что есть силы, успев мельком взглянуть на солнце. Слава богу, до полудня еще далеко!
* * *Лодку несло, несло по течению, и, пока она не скрылась за поворотом, все не утихало, качалось на волнах:
