Виктория Холт - Избранницы короля
Все кончилось. Екатерина сидела неподвижно,
как статуя, а лицо стоящего подле нее графа Кастлмелора выражало столь неприкрытое страдание, что было ясно: он уже не видит способа ей помочь.
«Будет суд, — вяло думала Екатерина, — и судьи сочтут меня виновной, потому что в этом-то и состоит их цель...»
А Карл?
Впрочем, что Карл!.. Его можно понять.
Он оказался в незавидном положении. Англичане требуют крови папистов, а ведь она папистка... В любую минуту может начаться бунт. Между тем — Екатерина прекрасно это понимала — один давний сентябрьский день никогда не изгладится из памяти Карла: день казни его отца.
Если теперь он проявит снисходительность к католикам, то его подданные с тем же пылом начнут требовать и его крови — и он это знал. А он давно уже поклялся «ни за что на свете не пускаться более в дальние странствия».
За бесплодие, за католичество и за невыплаченное приданое народ Англии отверг королеву. Супруг же ее — высокий смуглый человек с печальным лицом — уже не был правителем страны: эта роль перешла к проходимцу с отвратительной физиономией по имени Тайтус Оутс.
Теперь ей оставалось лишь ждать своей участи.
Кастлмелор желал ей что-то сообщить.
— Король потребовал привести к нему ваших обвинителей. Судя по тому, с каким пристрастием он их допрашивал, нападки на Ваше величество вызывают его крайнее неудовольствие.
Лицо Екатерины озарилось мягкой улыбкой.
— Да, он будет искренне огорчен. Но сделать он ничего не сможет. Да и что тут сделаешь? В таких обстоятельствах приходится считаться с мнением народа.— Выслушав подробнейшее описание комнаты, из которой Оутс якобы подслушивал ваши слова, он заявил, что в таком случае Вашему величеству пришлось бы кричать о своем намерении отравить супруга, что маловероятно. К тому же, заметил он, у Вашего величества от природы очень тихий голос. Поверьте, король делает все, чтобы уличить ваших обвинителей во лжи.
Екатерина снова улыбнулась, и по ее щекам медленно поползли слезы.
— Я буду помнить об этом, когда меня поведут на плаху, — сказала она. — Я буду помнить, что он не отшатнулся от меня сразу же, а пытался мне помочь.
— Ваше величество, вы не должны отчаиваться. Раз король с вами, то и другие последуют за ним. Ведь он все еще король. Он возмущен происками наглых клеветников. Теперь они уверяют, что сэр Джордж Уэйкмен должен был передать вам яд, вы же намеревались поднести его королю, как только он в следующий раз посетит ваши апартаменты. Король высмеял негодяев и заявил, что ни за что не позволит обидеть невинную женщину.
— Я не забуду этих слов, — сказала Екатерина. — Я унесу их с собой в могилу. Я знаю, меня хотят погубить, но он спас бы меня... если бы мог.
— Мадам, вы недооцениваете возможностей Его величества...
— Друг мой, подойдите к окну.
Кастлмелор, однако, не двинулся с места, и Екатерине пришлось взять его за руку и потянуть за собой. Под окнами уже собирались горожане. Их шляпы были украшены широкими лентами, на которых можно было разобрать надписи: «Долой рабство! Долой папство!» То была озлобленная толпа, вооруженная палками и ножами.
Все ждали, когда королеву повезут в Тауэр и можно будет осыпать ее проклятьями и насмешками.
Вдали показался баркас, и толпа поспешила к берегу.
«Это за мной, — подумала Екатерина. — Вот и меня уже ждет тюремная камера... Я повинна в тягчайшем преступлении королев: я не смогла родить сына».
Стало быть, вот чем закончился ее роман — любовный роман, казавшийся ей идеальным в ее девических грезах. Она поплывет по реке к серой угрюмой крепости, в которую ее введут через Ворота Предателей.
Вероятно, ей уже не суждено увидеть Карла: он не захочет с нею встречаться. Ему было бы слишком больно глядеть на нее. Ведь, как бы он ни желал от нее избавиться, он никогда не поверит в то, что она собиралась его отравить.
Шум снизу усилился. Подошедшего баркаса не было видно из-за толпы, но вот кто-то сошел с него на берег, и меж расступившихся горожан показался высокий худощавый человек в черном. На прибывшем был роскошный темный парик и широкополая шляпа с пером. Остальные же вдруг обнажили головы...
Карл!
Значит, он все-таки пришел увидеться с нею! От избытка чувств у Екатерины закружилась голова. Она не думала, что он придет, но он пришел. В такую минуту он мог решиться на это только с одной-единственной целью.
За королем следовала личная охрана и несколько придворных. Сойдя на берег, он стремительной, до боли знакомой Екатерине походкой направился к дому.
— Король здесь!.. — эхом пронеслось по дому Казалось, сами стены Сомерсет-хауса затрепетали от волнения и надежды.
Король уже входил в комнату. Она хотела шагнуть ему навстречу, но не могла двинуть ни рукой, ни ногой. По той же причине она не могла опуститься на колени и поцеловать его руку. Она просто стояла перед ним, молча глядя в его изборожденное морщинами и такое любимое лицо.
Положив руки ей на плечи и притянув ее к себе, он поцеловал её на глазах у всех.
Этот поцелуй был ответом на все вопросы и одновременно вызовом, бросаемым всем ополчившимся на королеву врагам. Они недооценили короля. Они рассчитывали на его покладистость, полагая, вероятно, что неверный супруг должен быть неверным во всем. Зная, с какой легкостью он умеет улыбаться и раздавать невыполнимые обещания, они надеялись, что и в решающую минуту он, как всегда, смалодушничает.
— Я пришел, чтобы забрать вас с собою в Уайтхолл, — сказал он. — В такое время нам с вами не следует жить врозь.
Она не могла отвечать. Чувствуя уверенное пожатие его рук, ощущая на себе ласковое тепло его улыбки, она вспоминала блаженные дни своего медового месяца.
— Идемте, — сказал он. — Идемте прямо сейчас. Мы должны показать им: что бы ни случилось, король и королева не разлучимы.
Не в силах скрыть охватившее ее волнение, то ли плача, то ли смеясь, Екатерина бросилась к нему на шею.
— Так вы не верите всем этим россказням обо мне? Карл, я люблю вас всею душою!
— Я знаю, — сказал он.
— Но они ни за что не отрекутся от своей чудовищной лжи... А народ верит им.
— Сейчас мы с вами возвратимся в Уайтхолл, — сказал он, — а оттуда переедем в Виндзор. Мы будем вместе совершать верховые прогулки по полям и лугам, и народ увидит, что и посреди всеобщего смятения, ныне и впредь, двое все же пребудут в любви и согласии. Эти двое — король и королева, питающие безграничное доверие друг к другу.
Шум под окнами снова усилился: толпа смыкалась вокруг Сомерсет-хауса.
— Ну, довольно, — сказал он. — Пора идти. Вам страшно?
