Жозе Сарамаго - Воспоминания о монастыре
Присоединился Жуан Элвас к рати христарадников, в придворной жизни он теперь разбирался лучше, чем все они, вместе взятые, и приняли его не очень-то приветливо, одно дело, когда милостыню делят на сто человек, а другое, когда на сто одного, но увесистый посох, который несет Жуан Элвас на плече словно копье, воинственность походки его и осанки внушили честной компании некоторую робость. И полумили не отшагали, как успели все побрататься. Когда добрались до Пегоэнса, король завтракал, легкая закуска в пути, тушеные казарки с айвой, пирожки с костным мозгом, тушеное мясо с овощами по-мавритански, словом, на один зуб. Тем временем закладывали свежих лошадей. Орава нищих сгрудилась у дверей поварни, затянула хором «Отче наш» и «Богородице», и в конце концов им выставили котел. Некоторые, лишь потому, что нынче удалось поесть, остались в Пегоэнсе переваривать съеденное, ну и олухи. Другие хоть и наелись, но, памятуя, что хлеб, съеденный сегодня, вчерашней голодухе не поможет, а завтрашней тем паче, последовали за источником пропитания, каковой уже двинулся в путь. Жуан Элвас пошел вместе с ними по собственным своим причинам, как бескорыстным, так и корыстным.
К четырем часам пополудни в Вендас-Новас прибыл король, к пяти Жуан Элвас. Вскоре стемнело, небо насупилось, казалось, стоит поднять руку, и дотронешься до туч, сдается мне, такие слова мы уже говорили в каком-то месте, и, когда в час ужина стали раздавать пищу, бывший солдат предпочел запастись кусками, чтобы похарчиться в покое и в одиночестве где-нибудь под навесом либо под крестьянской повозкой, по возможности подальше от раздражавших его толков нищей братии. На первый взгляд не заметно никакой связи между предвозвестием дождя и тягой Жуана Элваса к уединению, чтоб усмотреть оную, следует поразмыслить над странностями иных людей, которые всю жизнь были одиноки и любят одиночество, особливо ежели идет дождь, а кус хлеба зачерствел.
Жуан Элвас сам не знал, спит он или бодрствует, когда, неведомо в котором часу, заслышал шуршанье соломы, кто-то приближался к нему с фонарем в руке. По цвету и качеству чулок и панталон, по узорчатому шелку плаща, по бантам на башмаках Жуан Элвас сообразил, что посетитель из дворян, и тотчас признал в нем доброхота, сообщавшего ему столь достоверные сведения, когда сидели они рядом на земляной насыпи. Благородная персона, с трудом переводя дух и кряхтя, присела на солому, Измучился я, пока отыскал тебя, обегал Вендас-Новас во всех направлениях, где тут Жуан Элвас, где тут Жуан Элвас, никто не мог мне ответить, и почему это нет у бедняков обычая представляться друг другу по всей форме, наконец-то я тебя отыскал, я собирался описать тебе дворец, возведенный здесь по приказу короля, подумать только, строили его десять месяцев, днем и ночью, на одно лишь освещение во время ночных работ потребовалось десять тысяч факелов, трудилось более двух тысяч человек, и маляры, и кузнецы, и резчики, и инкрустаторы, и подсобляющие, и инфантерия, и кавалерия, знай, камень для кладки доставляли из одного места в трех милях отсюда, больших повозок свыше пятисот понадобилось, а малых сколько, все издалека доставлять приходилось, известь, балки, доски, тесаные камни, кирпичи, черепицу, болты, железные части, тяглового скота было более двухсот голов, с большим размахом строится только монастырь в Мафре, не знаю, слыхал ли ты о нем, но стоит он мук и трудов, да и денег тоже, а между нами говоря, смотри, никому ни слова, на этот самый дворец и на дом, что видел ты в Пегоэнсе, ушел миллион крузадо, да, целый миллион, разумеется, ты и представить себе не можешь, Жуан Элвас, что такое миллион крузадо, но только не придирайся по мелочам, ведь ты-то знать не знал бы, что делать с такими деньжищами, в то время как король знает, и преотлично, познал сию науку с младенчества, бедняки не умеют расходовать деньги, другое дело богачи, какие в том дворце повсюду роскошные росписи, какие шелка на стенах, особые покои для кардинала и для патриарха, и тронный зал есть, и кабинет с опочивальней для дона Жозе, и апартаменты для доны Марии-Барбары на случай, коли она пожалует, и два крыла, одно для королевы, другое для короля, так им будет посвободнее, не придется спать в тесноте, как бы то ни было, такое широченное ложе, как у тебя, нечасто увидишь, можно подумать, вся земля предоставлена тебе в распоряжение, храпишь тут, словно боров, прости за грубое слово, раскидав по соломе руки-ноги и прикрывшись шинелью, и пахнет от тебя, Жуан Элвас, не слишком приятно, уж позволь мне при новой встрече подарить тебе скляночку ароматической воды, таковы сведения, что имел я тебе сообщить, не забудь, король собирается выехать в Монтемор в три часа пополуночи, коли желаешь сопровождать его, гляди не проспи.
Однако Жуан Элвас проспал, когда открыл он глаза, был уже шестой час, и дождь ливмя лил. По оттенку неба старый солдат сообразил, что если король выехал точно в назначенное время, то он уже далеко. Жуан Элвас завернулся в шинель, поджал ноги, словно в материнском чреве, и прикорнул в соломе, в которой так тепло и так хорошо пахнет, когда прогреет ее человеческое тело. Есть среди дворян, да и не только среди них, люди, что не переносят таких запахов, по возможности скрывают те, которые естественно присущи им самим, и не за горами время, когда люди такого склада, надушив искусственные розы искусственным запахом роз, скажут, какой дивный аромат. Почему забрели ему в голову эдакие мысли, Жуан Элвас и сам не знал, сомневался, то ли сон ему снится, то ли бредит он наяву. Наконец открыл он глаза, стряхнул дремоту. Дождь лил во всю мочь, струи падали отвесно и с шумом, бедная королевская чета, вынуждена путешествовать в такую непогоду, детям никогда не отблагодарить родителей за жертвы, которые те им приносят. Дон Жуан V поспешал в Монтемор, одному Богу ведомо, сколько мужества ему требовалось, дабы одолеть все препоны, огромные лужи, жидкую грязь, затопленные приречья, право, сердце сжимается, как подумаешь, какого страху натерпелись все эти сеньоры, камергеры и духовники, священники и дворяне, бьюсь об заклад, трубачи попрятали трубы в мешки, чтобы не залилась в них вода, да и литавры ни к чему, их все равно не расслышать за громким хлюпаньем дождя. А королева как же, что приключилось с королевой, в эту пору она уже выехала из Алдегалеги, ее сопровождают инфанта дона Мария-Барбара да еще инфант дон Педро, это уже второй, первый-то дон Педро умер, хрупкие женщины, хрупкое дитя, и вот обречены терпеть все ужасы ненастья, а еще говорится, что небо на стороне власть имущих, полюбуйтесь-ка, полюбуйтесь, не правда ли, дождь когда поливает, то всех без разбору.
Жуан Элвас провел весь тот день в тепле таверн, размачивал в кружке с вином черствые куски, коими в изобилии запасся благодаря щедрости его величества. Нищие, составлявшие хвост королевского кортежа, по большей части остались в Вендас-Новас, пережидая ненастье. Но дождь не прекращался. Он шел и вечером, когда появились первые экипажи из кортежа доны Марии-Аны, напоминая не столько поезд монархини, сколько обоз беспорядочно отступающей армии. Упряжные лошади с трудом волокли кареты и повозки, у иных подгибались передние ноги, и околевали бедняги на месте, прямо в упряжи. Челядинцы и конюхи размахивали факелами, галдеж стоял оглушительный, и такая тут пошла неразбериха, что невозможно было разместить всех спутников королевы по надлежащим апартаментам, так что многим пришлось вернуться в Пегоэнс, где они в конце концов и нашли себе приют, одному богу ведомо, в сколь плачевном состоянии. Ночь ознаменовалась великими несчастьями. Наутро обнаружилось, что пали десятки лошадей, не считая тех, что остались на дороге оттого, что не выдержали кости или сердце. Дам одолевали головокружения, а то и обмороки, кавалеры пытались скрыть усталость, расхаживая в плащах по гостиным, а дождь, не прекращаясь ни на миг, заливал землю, словно Бог, разгневавшись по какой-то особой причине, неведомой людям, коварно решил повторить всемирный потоп, на сей раз без надежды на спасение.
