Элизабет Лоуэлл - Заколдованная
— Как бы не так, застенчивый рыцарь, — сказала она. — Ведь тебе уже обеих рук мало, чтобы спрятать свое желание.
Дункан никак не мог спрятать от Эмбер и того огня, что пылал у него внутри. Всякий раз, когда их тела соприкасались, правда о его желании становилась известна ей в тот же миг, переливалась от него к ней.
И Эмбер старалась, чтобы их тела всегда соприкасались.
Смеясь, она попробовала заставить Дункана убрать руки. Покусывала их, дразнила легкими касаниями губ, омывала жарким дыханием. Кончиком языка обводила каждую линию между крепко сжатыми пальцами.
Постепенно рука Эмбер добралась до черты тени между плотно сжатыми бедрами Дункана и стала водить по ней в одном ритме с языком, старавшимся проникнуть в щель между большим и указательным пальцем. Потом Эмбер захватила зубами мизинец Дункана и втянула его в рот. Движения ее языка без слов намекали на другую, еще более интимную ласку.
Это исторгло стон из глубины Дункановой груди. От всплеска желания он содрогнулся, и его руки дернулись. И тут же рука Эмбер скользнула под одну из его рук. Тонкие пальцы по-хозяйски сомкнулись вокруг него. Тело его снова вздрогнуло, словно его хлестнули кнутом.
— Эмбер, — пробормотал он сквозь зубы, — не надо!
— Нет, надо, — прерывающимся голосом прошептала Эмбер. — Боже милостивый, надо!
Ее рука шевельнулась под его рукой, потом он почувствовал ее дыхание, потом ее язык.
— Эмбер.
— Да, темный воин. Это Эмбер. А он…
Ее язык скользнул вокруг него, пробуя на вкус и лаская одним и тем же движением.
— …прекрасен. Он теплый, словно кот. Твердый, словно кулак. Наливается силой, словно буря.
Когда язык Эмбер стал делать свои дразнящие круги, Дункан в последний раз попытался спастись, повернувшись на бок, спиной к ней.
Но не успел. Она повернулась вместе с ним, пролившись на него подобно горячему дождю.
Тогда Дункан увидел, что дальше отступать ему некуда. Он оказался в западне между ртом Эмбер и ее рукой, пробиравшейся вверх между его бедрами. Она взяла его на ладонь, взвесила и засмеялась от удовольствия.
— Каждая твоя частица тверда, — сказала Эмбер. — Ты жарко горишь, темный воин, но я хочу, чтобы ты горел еще жарче.
Она вновь склонилась над Дунканом и, заботливо придерживая его, принялась любовно облизывать, пока его кожа не покрылась бусинками пота, похожими на капли дождя.
— Остановись, — хрипло проговорил он.
— Остановиться? — Эмбер тихо засмеялась от радости. — Нет, мой упрямый воин. Ты еще только начинаешь гореть.
— Я… долго… так… не выдержу.
— Я знаю. — Сладкая дрожь прошла по телу Эмбер. — И мне нравится это знать.
— Колдунья, — пробормотал он.
Но у него в голосе слышалось больше удовольствия, чем гнева.
Зубы Эмбер осторожно сжались. Дункан произнес что-то непонятное, стараясь побороть желание, которое все больше охватывало его с каждым дыханием! каждым ударом сердца, каждой жаркой лаской.
Однако как раз тогда, когда экстаз был доведен до грани, за которой мог смести всю сдержанность Дункана, Эмбер остановилась. Разрываемый между облегчением и разочарованием, он тяжело дышал, стараясь усмирить неистовство своей страсти.
Нежно и ласково Эмбер отвела назад волосы от разгоряченного лица Дункана и поцеловала его в щеку, словно ребенка, которого надо успокоить. Наконец когти страсти немного разжались, позволив ему опять ровно дышать. Он со стоном перекатился на спину.
Эмбер улыбнулась ему, поцеловала в плечо и снова, подобно языку пламени, скользнула вниз по его телу.
И, подобно пламени, обожгла его.
Скоро Дункан стал еще горячее, чем раньше, еще тверже, и весь содрогался от усилия сдержаться, не уступить Эмбер. Когда до экстаза ему оставалось не больше одного дыхания, она остановилась и снова успокоила его.
А потом опять заставила его жарко гореть каждой частицей тела.
— Положи этому конец, — выдавил Дункан сквозь стиснутые зубы. — Ты сведешь меня с ума!
— Уже скоро, — тихо сказала Эмбер.
— Уже скоро я сойду с ума!
Смеясь, она провела ногтями по его сжатым бедрам и между ногами, возбуждая его все сильнее, но всегда зная, когда отвести его назад от последнего чувственного края.
В паховых ложбинках у Дункана собрался и заструился пот. Эмбер попробовала его, нашла вкусным и снова попробовала — в другом месте. Этот вкус ей тоже понравился.
Огонь потек по телу Дункана, прожигая его до мозга костей. Он никогда еще не видел Эмбер такой — ведущей настоящую войну обольщения на каждом кусочке его тела. Она хотела его и твердо намеревалась его получить.
Всего целиком, всеми существующими средствами.
— Освободи меня от обещания, — с трудом выговорил Дункан.
От смеха Эмбер на него повеяло теплом.
— Еще не время.
— Это уму непостижимо. Я должен прикоснуться к тебе!
— А как?
Вопрос прозвучал скорее как мурлыканье, а не как слово. Звук гол оса Эмбер — низкий, хрипловатый, прерывающийся от желания, — заставил Дункана задрожать в предвкушении.
Вдруг она встала коленями по обеим сторонам его бедер, и он ощутил, как она открывается ему. Она исходила жаром и влагой желания. От ее запаха у него мутился разум.
Но Эмбер оставалась там, где была, прямо над ним, слегка касаясь той самой плоти, которую она перед этим так изощренно мучила.
— Положи этому конец, — хрипло сказал он. — Ты хочешь меня так же сильно, как хочу тебя я. Я чувствую.
— Это всегда будет так, покуда я дышу.
— Тогда позволь мне взять тебя и покончить с этой пыткой!
— Это не твоя ли рука лежит у меня на бедре и толкает меня вниз? — спросила Эмбер.
С невнятным проклятием Дункан отдернул руку.
— Я не хотел.
— Знаю. Я почувствовала твое удивление.
— Неужели у меня не может быть ни одной тайны от тебя? — сердито спросил Дункан.
— У тебя их много. Но мне важна лишь одна.
— И что же это?
— Твоя душа, темный воин. Она от меня за семью печатями.
— Как и твоя для меня.
— Нет, — прошептала Эмбер. — Этой ночью я отдаю ее тебе, вздох за вздохом.
Что бы ни собирался Дункан сказать в ответ, все потонуло в хриплом крике, вырвавшемся у него, когда Эмбер заскользила вниз по его восставшей плоти, вбирая всю ее в себя в этом медленном, ласкающем скольжении.
На полпути вниз Эмбер достигла своей вершины. Судороги ее плоти и прерывистые вскрики вывели Дункана на его вершину. В тот самый миг, когда она до конца вместила его, он отдал себя ей в нескольких бурных содроганиях, после которых осталась дрожь во всем теле.
Потом все началось сначала.
Искус и обольщение, страстные ласки и сладкая пытка. Слова, произносимые шепотом, и прикосновения, заставлявшие Дункана вздрагивать от наслаждения. Неожиданные поцелуи, любовные укусы, причинявшие сладостную боль.
