Патриция Мэтьюз - Сердце язычницы
Внезапно услышав крик ужаса, Дэвид вздрогнул. Прорицатель сидел теперь очень прямо, не отрывая взгляда от воды в сосуде, и его лицо выражало страх.
– Калаипахоа... – произнес он свистящим шепотом. Акаки тихо ахнула. Дэвид недоумевающе переглянулся с Диком, а когда прорицатель снова впал в транс, обратился с безмолвным вопросом к Акаки.
– Он увидел в воде лицо Калаипахоа, – прошептала женщина и умолкла, словно это объясняло все.
– Но почему оно так испугало его? – спросил Дэвид. – И вообще, кто она такая?
– Это самая страшная богиня! Ее дыхание заставляет гнить все живое. Калаипахоа живет на острове Молокаи, потому что она отщепенка среди богов. В древние времена она явилась на острова неизвестно откуда, но боги не захотели принять ее в свой сонм и изгнали на Молокаи. Там Калаипахоа поселилась в красивой роще, полной певчих птиц, но ее дыхание сразу отравило и растения, и сам воздух, так что птицы падали замертво с ветвей. Дуновение ядовитого дыхания богини стало разноситься повсюду, и тогдашний король приказал кахуна отправиться в зараженную рощу и вырезать идола из ядовитой древесины. Сотни кахуна погибли, пока идол был закончен, а когда это случилось, дыхание богини очистилось и острова были спасены. Идола доставили королю завернутым в бесчисленные капа, чтобы он не осквернял воздух, и святилище соорудили далеко от населенных мест. Наш народ очень боится Калаипахоа.
– Но какое отношение все это имеет к Лилиа? – нетерпеливо прошептал Дэвид.
– Пока не знаю, – подавленно ответила женщина, – но сердце мое полно страха.
Дэвид и сам предчувствовал недоброе, но гнал от себя дурные мысли.
– Я не желаю участвовать в этом фарсе! Я ухожу!
– Останься и молчи, – сказала Акаки.
Когда же прорицатель снова заговорил, Дэвид весь обратился в слух. Голос кахуна дрожал и был очень тих, но имя Лилиа прозвучало отчетливо.
Дэвид обратился к Акаки за разъяснениями, однако та, бледная и трепещущая, не сводила взгляда с прорицателя, снова погрузившегося в транс.
– Боже мой, что он сказал? – не выдержал Дэвид. – Что-то насчет Лилиа! Почему ты молчишь, Акаки?
– Я молюсь Пеле, чтобы она уберегла мою дочь... Потому что... потому что кахуна упомянул май паке! О великая богиня, пощади Лилиа!
– Но что такое это май паке ? Мы ведь не знаем местного наречия!
Ответа не последовало. Акаки ушла в себя и не слышала, что к ней обращаются.
– Так островитяне называют то, что у нас в Англии известно как «китайская немочь», – сказал Дик.
– Господи, теперь еще какая-то «китайская немочь»! – сердито воскликнул Дэвид. – Никогда о такой не слышал! При чем тут, черт возьми, Лилиа?
– Тише, дружище, тише, иначе мы ничего больше не узнаем, а похоже, дело серьезное. Болезнь эта называется китайской потому, что пришла с Востока. Чаще всего путешественники заражались ею в Китае. Думаю, она и сюда попала оттуда... Хотя кто знает. Словом, здесь, на островах, май паке означает... – Дик развел руками. – Речь идет о проказе, дружище. Пока трудно сказать, какое отношение это имеет к Лилиа, но если прямое, то остается только молиться за нее.
Дэвид сидел словно громом пораженный, и перед его мысленным взором проходили картины одна страшнее другой. Сам он за всю жизнь не видел ни одного прокаженного, но читал об этой страшной болезни и видел иллюстрации. Прорицатель заговорил в третий раз. Бросив беглый взгляд на Акаки, Дэвид заметил, что ее лицо побелело и исказилось. Закончив свою короткую речь, кахуна поднялся, жестом отпустил гостей и скрылся в башенке. Акаки сидела окаменев и, казалось, не дышала. Встревоженный ее странным состоянием, Дэвид потряс женщину за плечо.
– Ну что? Что он наговорил?
– Что моя дочь находится на Молокаи, в той его части, которая служит пристанищем для прокаженных. Это мыс Калаупапа, проклятое место. Доченька моя, доченька! – Акаки закрыла лицо руками и начала раскачиваться, охваченная отчаянием. – Все кончено! Лучше бы она умерла! – Тяжело поднявшись и рыдая, женщина направилась к выходу.
– Как странно... – сказал Дэвид. – Если Лилиа там, то как это случилось?
Дик встал и протянул руку другу.
– Пойдем отсюда, дружище. Больше нам тут делать нечего.
По пути Дэвид внезапно остановился и покачал головой.
– Я не верю в этот вздор, слышишь! – крикнул он. – Не верю и никогда не поверю! А ты, Дик? Только не убеждай меня, что какой-то шаман, глядя в лоханку с водой, и в самом деле увидел, что стало с Лилиа!
– У нас с тобой несколько разный жизненный опыт, – печально, но твердо ответил Дик. – Мне приходилось видеть престранные вещи и быть свидетелем событий, которые тебе и не снились. Да, я действительно верю словам прорицателя, хотя и не знаю, каким образом он все это выяснил. Могу предложить объяснение, которое даже ты найдешь правдоподобным. Хранители веры – любой веры, Дэвид, – знают куда больше обычных людей, и нередко им шепчут на ухо тайные сведения. Представь себе, что какой-нибудь островитянин видел, как Лилиа похитили и отправили на Молокаи, и сообщил об этом жрецам. Наш прорицатель облек все это в соответствующую форму и представил нам как откровения своего бога. Ну, что скажешь?
– Значит, Лилиа и в самом деле находится на острове прокаженных?!
– Я только ответил на твой вопрос, дружище. – Дик пожал плечами. – Сам посуди, девушка исчезла бесследно, никто не знает, где она. Если ее желали убрать с дороги, то лучшего места, чем оторванная от мира колония прокаженных, просто не найти. Если это так, забудь о ней.
– То есть как это забыть?! – Дэвид схватился за голову. – Нет уж! Я найду ее, где бы она ни была!
– Не говори так, дружище, иначе я решу, что рассудок твой помутился. Если Лилиа оказалась среди прокаженных, она наверняка уже заразилась от них. Хочу напомнить, что проказа – самая страшная болезнь на этом свете, и притом неизлечимая. Ее жертвы теряют человеческий облик и в конце концов умирают страшной, мучительной смертью. Последовав за Лилиа на Молокаи, ты разделишь ее печальную участь. Ни ей, ни тебе никогда не позволят покинуть колонию, и вам останется только доживать свои дни в аду. Нет, мой бедный друг, ты не сделаешь этого. Против судьбы мы бессильны, так что смирись и постарайся забыть о Лилиа.
Глава 17
Немая сцена продолжалась несколько бесконечно долгих минут: существо смотрело на Лилиа, а девушка, в свою очередь, с ужасом разглядывала его обезображенное болезнью лицо. Когда больной сделал шаг к ней, Лилиа отпрянула, едва не свалившись со скалы в море, и снова вскрикнула от непреодолимого отвращения. Прокаженный, закрыв лицо руками, бросился прочь.