Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя
— Я провожу вас в дом, — сказал Кинрат Франсин тоном, не терпящим возражений. Впрочем, он всегда пел себя так, словно все должны без лишних вопросов ему беспрекословно подчиняться.
— Я хочу еще кое-что сказать своему старому другу, — сказала она и добавила: — Наедине.
Кинрат удивленно вскинул брови.
— Хорошо, — согласился он. — Я подожду вас за дверью.
Как только он вышел, Фингус подошел к Франсин и прошептал ей на ухо:
— Существуют такие заклятия, леди Фрэнси, которые нельзя разрушать.
Он произнес эти слова с такой уверенностью, что она сразу поняла: больше он ей ничего не скажет.
Днем, после удачной охоты с ловчими птицами, вся компания направилась обратно в поместье Пармертон. Родственники Кинрата, взяв птиц, поехали в сторону дороги, ведущей к дому, а Кинрат и Франсин повернули к крошечной деревушке Олвинтон. Когда они подъехали к маленькой церкви Святого Михаила, в которой крестили Франсин и Сесилию, леди Уолсингхем, натянув поводья, остановила лошадь.
— Я хочу зайти на кладбище, — сказала она Кинрату.
Они спешились и пошли к резной железной ограде.
Франсин медленно брела между могильными плитами, пока не дошла до могилы отца. Фрэнсис Пармер покоился возле своей жены Джорджианы. Опустившись на колени, Франсин прочитала молитву.
— Отец любил нас с Сесилией нежной и трепетной любовью, — тихо сказала она Кинрату, поднимаясь на ноги. Вспомнив свое счастливое детство, женщина улыбнулась и повторила: — Он нас очень любил. Мы с сестрой были притчей во языцех всех наших соседей. Они в один голос порицали отца за то, что он потакает любым нашим капризам. Мама умерла во время родов, подарив отцу Сесилию. Когда мы родились, он был уже довольно пожилым человеком и поэтому знал, что у него больше не будет детей.
Поднявшись, она подошла к могиле Матиаса, находившейся на заросшем травой холме. Его похоронили рядом с его первой женой. Кинрат молча стоял возле нее.
— После смерти отца обо мне заботился Матиас. Он любил меня и опекал, — сказала она. — Он относился ко мне как к дочери.
Кинрат осторожно сжал ее руку, пытаясь утешить.
— Тебе повезло, Фрэнси, — сказал он. — В твоей жизни было двое мужчин, которые преданно и нежно любили тебя.
Франсин двинулась дальше. Пройдя по узкой дорожке, она вскоре остановилась возле другой надгробной плиты.
— Трое, — сказала она тихим, печальным голосом. — В моей жизни было трое мужчин, которые любили меня. Это могила моего жениха. Ему было всего восемнадцать лет, когда он погиб.
Лахлан прочитал полустертую, потускневшую от времени надпись, выгравированную на этом надгробии:
УИЛЬЯМ ДЖЕФФРИС
ЛЮБИМЫЙ СЫН И БРАТ
1478–1496
«Господи, почему же я раньше об этом не догадался? Ведь все же было ясно как божий день», — подумал он, пытаясь оправиться от потрясения. Там, на пустынном поле битвы близ Чевиот-Хилса, Личестер убил жениха Франсин. Убил из ревности. Однако даже после этого он не смог заполучить ее.
— Уилл был ранен во время сражения, — едва слышно сказала она, склонив голову. — А потом кто-то убил его, воспользовавшись его беспомощностью.
— Как ты узнала об этом? — спросил Лахлан. Он понимал, что голос может выдать его, поэтому старался говорить как можно спокойнее.
— Эллиот привез домой его тело, — ответила она. — Это он рассказал мне, что случилось. Он сказал, что Уильяма убил какой-то шотландский солдат, когда тот, раненый, лежал на земле и истекал кровью.
— Франсин, — сказал Лахлан, но осекся, решив промолчать, чтобы не причинять любимой боль. Помолчав немного, он сказал: — Дорогая, я соболезную тебе. Его смерть стала для тебя тяжелой утратой. Может быть, это был не солдат. Его могли убить мародеры, английские или шотландские, которые рыскали по полю в поисках добычи.
Она молча кивнула и, повернувшись, пошла прочь.
Когда они проходили мимо потемневшей от времени статуи, которая стояла на высоком пьедестале, она схватила его за руку.
— Посмотри! — воскликнула она. — Посмотри на эту статую!
Посмотрев на мраморную фигуру, Лахлан перевел взгляд на нее, а потом снова посмотрел на изваяние.
— Ангел как ангел. Что в нем такого особенного? — спросил он, не понимая, что ее так удивило. Она, наверное, не раз видела эту статую, бывая на кладбище.
— Посмотри на его лицо! — не унималась Франсин. — Неужели ты не улавливаешь никакого сходства?
— Нет, Фрэнси, — сказал он, по-прежнему озадаченно глядя на нее.
— Он очень похож на тебя. Святой архангел Михаил — твоя точная копия.
Лахлан крутил головой из стороны в сторону, пытаясь увидеть то, что смогла разглядеть Франсин.
— Мне кажется, что совсем не похож, — сказал он.
— Когда я увидела тебя в первый раз, мне твое лицо почему-то показалось знакомым, — сказала Франсин. — Ты напомнил мне кого-то, но я никак не могла вспомнить, кого именно. А сейчас я поняла, что ты похож на этого архангела.
— Может быть, кто-то из моих предков вдохновил скульптора на создание этой статуи, — усмехнувшись, сказал Лахлан. — Ведь мы сейчас находимся возле самой границы. За последние сто лет эти земли часто переходили из рук в руки.
— Живя на границе, я часто была свидетелем набегов и жестоких стычек, даже когда была еще совсем ребенком, — грустно сказала Франсин. — Через три года после того, как погиб Уилл, Матиас вместе с Оливером Сеймуром, работая рука об руку с Гиллескопом Керром, смогли-таки составить мирный договор, который положил конец самой продолжительной войне между нашими странами.
Подумав о том, что делит ложе с человеком, который еще совсем недавно был врагом ее страны, Франсин почувствовала себя преступницей. Однако она тут же вспомнила, что Матиас как-то сказал ей, что люди должны простить друг другу старые обиды, забыть вражду и ненависть и начать новую жизнь.
Бервик-на-Твиде
Английско-шотландская граница
На рассвете отряд Лахлана покинул замок Бервик. На их пути в Шотландию он был последним оборонительным бастионом, принадлежавшим Англии. Эту крепость построили в том месте, где река Твид впадала в Северное море. Из-за своего стратегически важного местоположения — на границе между двумя странами, которые постоянно находились в состоянии войны, — замок часто переходил из рук в руки.
Несмотря на то что леди Уолсингхем больше не отвечала за организацию праздников и спектаклей, Лахлан по-прежнему заставлял свой маленький отряд скакать во весь опор. Ему хотелось, чтобы последние четыре мили, оставшиеся до церкви Ламбертон, они ехали впереди основного кортежа. Свита принцессы Маргарет, состоявшая из англичан и шотландцев, увеличилась уже до двух тысяч человек.
