Мэри Бэлоу - Настоящая любовь
Да, об остальном она не хотела думать. Это было слишком больно.
— Марджед…
— Я думала, что ты тогда пришел, чтобы извиниться передо мной, — воскликнула она, сама удивляясь страсти, прозвучавшей в ее голосе. — Я думала, что ты тогда пришел, чтобы успокоить меня, сказать, что любишь. А ты вместо этого разговаривал с папой и оглядывал меня с головы до ног, словно я забыла одеться.
На секунду он лишился дара речи.
— Но, Марджед, — наконец произнес он, — я был неуверенным, смущенным, виноватым юнцом. Ты казалась такой гордой, такой презрительной, что я ужасно смутился.
— А потом ты ушел! — Давняя боль вернулась, словно ей по-прежнему было шестнадцать лет, когда трудно скрывать свои чувства. — Ты просто ушел, не сказав ни слова. Ни разу не написал. Жил вдалеке целых десять лет. А когда я написала тебе — дважды! — о Юрвине, ты даже не соизволил ответить. Ты никогда не узнаешь, чего мне стоило написать те письма, обратиться к тебе, когда я вышла за Юрвина. Ты даже не дал знать, что получил их.
— Потому что я не получал писем, Марджед. — Теперь и в его голосе зазвучало страдание. — Я уехал, увозя в душе терзания. Я не знал, кто я такой. Единственная связь с моим прошлым — моя мать — была мертва, а свою первую любовь я разрушил собственными руками. Я чувствовал себя здесь ненужным и в то же время не знал, где еще смогу прижиться. Я знал только одно — здесь мне не место, хотя сердце мое тосковало по этому краю и этим людям. И по тебе. Я был слишком молод, чтобы справиться с этой болью. Мне казалось, я сумею покончить с ней, отрезав ее от себя, вместо того чтобы выстрадать все до конца. Поэтому я отказался от прошлого. Вступив в наследство, я назначил Харли управлять поместьем вместо меня. У него был строгий приказ не докладывать мне о делах в поместье, а мой английский секретарь получил такое же распоряжение и должен был разбирать всю почту из Уэльса, не показывая мне. Мне казалось, это помогло. Мне казалось, я забыл Уэльс. И тебя. В обоих случаях я ошибся.
«Это был Герейнт», — думала она, закрыв глаза. Это он был ее любовником. Это он овладевал ее телом. Это был Герейнт. Она все еще не до конца осознала эту реальность.
— Выходи за меня, Марджед, — сказал он.
— Нет!
— Почему? — спросил он.
— Ты обманул меня.
— Да, — сказал он, — это так.
Она вновь возненавидела его за то, что он не попытался оправдаться, а просто признал свою вину. Так ей не с чем было сражаться.
— Выходи за меня, — повторил Герейнт.
— Нет.
— Марджед, почему ты вчера сказала мне, что Ребекка пообещал не покинуть тебя? — спросил он.
Она окаменела. Господи, она действительно сказала ему это. Проклятый язык!
И тут он дотронулся до нее. Его рука скользнула вокруг ее стана и легла на живот.
— У нас здесь растет малыш, любимая? — тихо спросил он. Внутри у нее все перевернулось.
— Думаю, да. — Она пожалела, что не умеет лгать.
— Тогда ты должна выйти за меня, — сказал он.
— Нет. — Она подумывала, не попытаться ли ей отбросить его руку, но решила не делать этого, так как он все равно бы руки не отнял, а бороться с ним ей не хотелось.
— Марджед, — сказал он, — я знаю, каково женщине, когда ее изгоняют из семьи, из общества и она живет одна на вершине холма. И я знаю, каково быть ребенком такой женщины. Любить ее до самозабвения, потому что больше любить некого, и чувствовать, как она несчастна и одинока, и не знать отчего, и быть не в силах что-либо изменить. Ты такой участи хочешь для себя? И нашего ребенка?
Она стиснула зубы, но все равно застонала.
— Я этого не позволю, — сказал он.
Ему не следовало так говорить. Она нахмурилась.
— Я люблю тебя, — произнес он. — Я люблю тебя, Марджед. Так было всегда и так будет.
И этого говорить ему тоже не следовало. Она все-таки не из камня.
— Марджед. — Его рука нежно погладила ее живот. — Вспомни, как этот ребенок попал сюда. Это было прекрасно. Каждый раз это было прекрасно. С первого до последнего раза нами правила любовь. Взаимная любовь. Наш ребенок был зачат в любви. Это плод нашей любви.
Снова раздался стон. На этот раз она не подавила его.
— Выходи за меня, — попросил он.
Он знал, она близка к тому, чтобы ответить «да». Но не ответила. И он вдруг не захотел, чтобы она произнесла это слово. Только не так. Когда лицо спрятано в руки. Спрятано от него. От правды.
Его рука по-прежнему лежала у нее на животе. Там, где рос их малыш. Их ребенок — его и Марджед. Он наклонился и прижался лбом к ее шее.
— Марджед, — тихо произнес он, — прости меня. Прости меня.
Она повернулась, но сначала резко повела плечами и отбросила его руку. Лицо у нее пылало от гнева.
— Вот так просто? — воскликнула она. — Я прощу тебя, пролив несколько слезинок? И выйду за тебя замуж, потому что ношу твоего ребенка? И мы будем жить долго и счастливо?
«Так все-таки лучше», — подумал он, хотя не знал, что ответить.
— Я сказала графу Уиверну, что являюсь сторонницей Ребекки, — кричала она, прижав кулачки к бокам. — Что люблю Ребекку и что он мой любовник. И я сказала Ребекке, что предложила себя графу Уиверну. Я унизилась, но я была честна. Мне казалось, что я не смогу построить отношений с Ребеккой, если не буду честна.
— Ты всегда была со мной честна, — подтвердил он. — А я всегда обманывал тебя. Только в одном я был честен, Марджед. Я всегда любил тебя. Я и теперь люблю. И могу только молить тебя о прощении.
Внезапно ее глаза наполнились слезами, и она прикусила нижнюю губу.
— Так значит, это был ты, — проговорила она обреченно. — Все время это был ты. Это ты поцеловал меня в ту первую ночь. Ты сидел со мной рядом в часовне на следующее утро, когда во мне еще жило воспоминание об этом поцелуе. Это ты был в лесу. Это ты был в лачуге. Это ты заставил меня предложить свое тело в обмен на свободу Сирис. Ты пытался уговорить меня донести на сторонников Ребекки. Ты… — Она в отчаянии развела руками.
— Да, — кивнул он. — Да, Марджед. И это я отец твоего будущего ребенка.
Она снова застонала, как в первый раз.
— Так ты Ребекка, — произнесла она, недоверчиво вглядываясь в его лицо. — И ты Герейнт. И тот и другой.
— И граф Уиверн, Марджед. Я все три человека. И ни один из них не был для меня маской. Я все три человека. Я не могу предложить тебе одного без остальных двух. Я не могу предложить тебе Ребекку, которым ты восхищаешься, без Герейнта, к которому тебя невольно тянет, или без графа Уиверна, которого ты ненавидишь и презираешь. Я все три человека. Я предлагаю себя такого, как есть, не прощенного, если так нужно.
Он каким-то образом завладел ее правой рукой. Глубоко вздохнул. Это нужно сделать. Ему даже хотелось это сделать — в конце концов, он ведь граф Уиверн. Герейнт опустился перед ней на колено.
