Мэгги Дэвис - Аметистовый венец
– Поэтому мы стараемся держаться тише воды, ниже травы, – объяснил старик, – и за многие годы не провели ни одного церковного суда.
Слушая, что рассказывает Мельклан, Констанс как бы воочию видела перед собой аббата Святого Ботольфа в его великолепном облачении и его надменных спутников, восседающих на свадебном пиру. И за столом позади них ирландских монахов, одетых, как того требует их устав, в рваные коричневые рясы. Нетрудно было догадаться о причинах постоянного раздора между двумя аббатствами. И дело заключалось не только в жадности нормандцев, стремившихся поглотить вся и все. Аббатство Святого Айдана обладало значительными богатствами, и их соперники и епископ Честерский только и мечтали вторгнуться в его владения.
– Церковный совет пришел к решению, что мы не можем держать у себя этих пленников, – продолжал он. – Женщина обвиняется в том, что убеждала простолюдинов поклоняться их древним языческим богам. Местный священник считает ее служительницей дьявола.
– Служительницей дьявола?
– Ринбахский священник велел крестьянам задержать ее. Обвинение в колдовстве исходит от него, не от нас.
Молодой монах, который поддерживал Мельклана, что-то тихо пробормотал. Тот кивнул.
– Да, эта женщина, как и все мы в монастыре Святого Айдана, принадлежит к кельтам. В ее жилах течет та же кровь, что и у нас, и выговор очень похож на наш. Поэтому, когда колдунья заводит речь о старых языческих богах Люге и Морригане, наши братья хорошо ее понимают, ведь их бабушки в Эйре, да спасет господь их души, пели заклинания в честь этих самых богов.
– Вина колдуньи доказана? – спросила Констанс.
Старый приор воззрился на нее каким-то странным взглядом.
– Какое это имеет значение? Мы не можем судить ее здесь.
Она вздохнула:
– Но скажите, чего вы хотите от меня?
– Идите со мной. – Старик потянул ее за руку.
Они направились к зарешеченному фургону, стоявшему возле кухни. В нем сидела черноволосая женщина, прикрывшаяся шалью. Когда они подошли ближе, она подняла на них большие темные глаза, резко выделяющиеся на белом лице. Женщина была не очень молодая, но сохраняла следы былой красоты.
Так вот она какова, колдунья. Впрочем, Констанс не знала, что ожидала увидеть.
Рыцари при появлении миледи вытянулись в струнку. Эверард что-то сказал им. Один из них сунул руку в фургон и схватил за конец веревки.
– Эй ты, чокнутый, вставай! – приказал он.
Лежавший на спине мужчина вынужден был подняться на колени. Он обеими руками схватился за веревку, обвивавшую его шею.
Хотя он был в наручниках и кандалах, да еще с петлей на шее, Констанс и приор машинально попятились назад. Когда пленник встал на ноги, они не могли не ужаснуться его неимоверной силе.
Он был исполинского роста и необыкновенно могучего телосложения. Его лицо опухло и покрылось синяками и кровавыми ссадинами. Изодранная в клочья грязная рубашка почти не прикрывала тела. В его длинных золотистых волосах и на широкой груди запеклись пятна крови.
Несколько мгновений Констанс молча взирала на него.
Молодой монах сказал:
– Вилланы говорят, что он жонглер и певец, который вводит их в искушение своими греховными богохульными песнями. Говорят, что он сущее дьявольское отродье. В одной деревне его побили камнями, в другой он устроил настоящий бунт.
«Ничего удивительного», – подумала Констанс, оглядывая гиганта, который втянул в себя воздух, а затем повернул голову. Волосы пшеничного цвета, могучее загорелое тело, выразительное лицо, черты которого не смогли исказить даже побои, – все в нем поражало молодую женщину. Если на свете в самом деле существует мужчина, чье обличье можно назвать совершенным, то это наверняка он, молодой гигант.
– Будьте осторожнее, миледи, – произнес Эверард, становясь перед ней. – Он же совершенно полоумный.
При звуках голоса Эверарда пленник рванулся к нему. В тот же момент рыцари налегли на веревку, накинутую на его шею. Они едва смогли удержать гиганта. С громким ревом он едва не оторвал цепи, укрепленные в днище фургона.
– Дайте мне хлыст, – приказал Эверард.
Кто-то из его подчиненных бросил ему хлыст. Взмахнув им, Эверард изо всех сил хлестнул жонглера по лицу. По его лбу, щекам вниз к подбородку полилась кровь. Эверард размахнулся еще раз. Но светловолосый пленник, словно не замечая боли, только изрыгал проклятия, пытаясь дотянуться до Эверарда. Двое рыцарей крикнули своему начальнику, чтобы он поостерегся.
Констанс шагнула вперед, намереваясь прекратить кровопролитие.
– Пресвятая Мать! Перестаньте его бить.
Эверард повернулся к ней, его глаза пылали гневом.
– Миледи, мы избили его, прежде чем заковать в цепи. Но его невозможно укротить. Он настоящее животное. Да еще и сумасшедший.
– Сумасшедший? – Они едва не подпрыгнули, услышав это слово, громко выкрикнутое на французском языке.
Пленник схватил веревку своими скованными руками. Ослабив ее натяжение, он устремил взгляд своих голубых глаз на приора и заговорил с ним на каком-то незнакомом языке.
Констанс показалось, что это латынь, которой она не знала. Но, внимательно слушая пленника, приор и молодой монах побледнели.
– Да хранит нас святой Георгий! – весь дрожа, воскликнул старик. – Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так бегло говорил на латыни. Это просто чудо. И все сплошь ругательства! – сплюнув, добавил он. – Да убережет господь слух бедных христиан от таких мыслей и слов. Человек он испорченный – кажется, его устами говорит лишь порок и враг божий.
– Что же он все-таки говорит?
– Не могу же я пересказать вам такое, молодая леди. Могу только упомянуть, что он не пощадил никого из нас. Он…
– Эй, ты! – Звеня кандалами, пленник приблизился к борту фургона и уставился заплывшими глазами на Констанс. – Да, ты! – выкрикнул он по-французски. – Угодливая вдовушка, готовая выполнить любое желание короля Генриха. Почему ты еще не замужем, милашка? Из-за чего задержка? Уж не вымерзло ли на осеннем холоде твое лоно, битком набитое богатствами и сокровищами? Где же все эти благородные нормандцы, гоняющиеся за тобой со своими дубинками?
Констанс не сразу поняла, что он говорит. А когда поняла, жадно глотнула воздух. Двое рыцарей кинулись было к нему, но она остановила их властным движением руки.
– И он в совершенстве знает латынь?
Мельклан скривил рот:
– В последнее время развелось множество менестрелей и бродячих школяров. Они изучают латинский и греческий языки в парижских школах, а затем разбредаются по всей Аквитании. Там они становятся еще и трубадурами. Это сущая чума. Они восторгаются собой, но на самом деле они просто буяны, задиры да еще и богохульники.
