Кэндис Герн - С этой минуты
– Совершенно верно. Приведите коней, и я буду рад отчалить.
– Прошу прощения, капитан, но у вас небольшая неприятность.
– Какая еще неприятность?
– Я и вот Джим как раз об этом толковали. Похоже, левое колесо у вас сломалось. Видите, одна спица треснула, а вторая оторвалась от ступицы. Коляска не выдержит никакой тяжести. Сразу рухнет набок.
Сэм наклонился, чтобы своими глазами осмотреть колесо. Ад и дьявол! Конюх прав: пока ехать нельзя.
– Как, во имя сатаны, все это случилось, пока я сидел внутри, за кружкой эля? Когда я приехал, все было в порядке.
– Уверены, капитан? – спросил Клеммонс. – Может, оно сломалось, когда вы попали в рытвину? Дороги здесь все размыты от постоянных дождей.
А вот это было чистой правдой. Он чертовски устал объезжать бугры, ямы и рытвины на последнем отрезке грязной дороги, и несколько раз коляску основательно тряхнуло. Дождь лил как из ведра, когда он свернул к «Синему кабану» и, бросив поводья конюху, помчался к дому. Должно быть, в спешке просто не заметил, что не все в порядке с коляской. Хотя это на него не похоже! Не заметить чего-то столь очевидного, как сломанное колесо? Скорее всего это один из конюхов был так неосторожен, торопясь поскорее завести его коляску в сарай и бежать обратно, к поминутно прибывающим экипажам.
– Полагаю, это была рытвина, – согласился Сэм, бросив на конюхов недовольный взгляд. – Хотя я никак не возьму в толк, почему сам не заметил поломки.
– Такое часто бывает, капитан, – заверил второй конюх, проверяя остальные спицы. – И чаше всего никто ничего не замечает, пока экипаж не перевернется. Хорошо, что мы увидели неладное. Иначе лежать бы вам в канаве.
– Спасибо, за острый глаз. А теперь…
– Мы можем в два счета все исправить, – пообещал Джим. – Колесник живет вон там, только площадь перейти. Я сам пойду к нему и попрошу вставить новые спицы. Много времени это не займет.
Сэм бросил ему несколько монет и поблагодарил. Очередная задержка означала, что скорее всего ему не удастся добраться до Клопхилла до захода солнца. Но что тут поделать?
Он вышел во двор и увидел идущую ему навстречу Уилли, закутанную в большую пейслийскую[3] шаль и обутую в крепкие коричневые ботинки, которые каким-то образом выглядели на ней изящными и модными. Осторожно ступая по мокрому гравию, она улыбалась ему. И было что-то в этой улыбке и глазах, сверкающих лукавством, напоминавшее о корнуоллской девчонке, прятавшейся за маской утонченной дамы.
– Ты как-то странно смотришь на меня, – заметила она, когда он подошел ближе.
– Потому что ты напоминаешь мне девушку, которую я знал когда-то.
Уилли рассмеялась и склонила голову набок, глядя на него из-под полей шляпки.
– Она была хорошенькой?
– Самой красивой на свете. Она была прекрасна. И тогда, и сейчас.
– Сэм! Ты вгоняешь меня в краску! В моем возрасте?! Но где твоя коляска? Я пришла тебя проводить!
– Придется немного подождать. Похоже, у меня сломалось колесо, и теперь его чинят.
– Какая неприятность! Но по крайней мере мы сможем еще немного побыть вместе. Если, конечно, я еще не надоела тебе до смерти.
Он взял ее руку и положил себе на рукав.
– Если прогуляешься со мной, постараюсь не заснуть на ходу. Поскольку мы оба тепло одеты и солнце снова светит, давай посмотрим, что может предложить нам Аппер-Хампден.
Уилемина едва сдержала улыбку. Она надеялась, что он останется, мало того, проведет ночь в гостинице. Она еще не готова распроститься с ним. Конечно, это эгоистично с ее стороны, но, Господи, какое наслаждение просто смотреть на него! И вспоминать прежние дни в Корнуолле, когда она верила, что может умереть от любви к нему.
Но это уже не голенастый юнец, которого она знала когда-то. В юности Сэм, казалось, вытянулся за одну ночь и, не привыкнув к новым длинным конечностям, был неуклюж и часто спотыкался. Сейчас же его осанка и грация движений были абсолютно безупречны: несомненно, результат многолетних стараний удержать равновесие на неустойчивой палубе. За эти годы он окреп, стал широкоплечим и мускулистым. Как раз таким мужчиной, которые ей нравились. В своем плаще и треуголке он казался настоящим великаном. И безумно привлекательным.
Уилемина никогда не обманывала себя в том, что касалось мужчин. Нет смысла отрицать: она хотела Сэма. Одна ночь вместе излечит ее от взаимных обид. Только пусть инициатива принадлежит Сэму. Она не хочет, чтобы он видел в ней опытную, поднаторевшую в искусстве соблазнения куртизанку. Это лишь снова откроет старые раны. Нет, они сойдутся в постели как мужчина и женщина, когда-то любившие друг друга.
Сегодня они и без того достигли немалого, сумев спокойно поговорить о том, что жестоко разлучило их на много лет. Конечно, о многом еще не сказано, и, если будет на то воля Господа и Смитона, у них останется время открыть друг другу душу. А после, если они не устоят перед взаимным влечением – а у нее не было сомнений в том, что оно взаимно: никто не знал мужчин так хорошо, как Уилемина, – это и будет последним шагом к исцелению. И тогда круг их жизней непременно замкнется. Тогда он может ехать к своей мисс Фуллбрук и делать предложение.
Ну а пока она будет рада побыть в его обществе, подержать за руку и осмотреть скромные достопримечательности Аппер-Хампдена.
Деревушка была маленькой и очень живописной, окруженной со всех сторон густым лесом, переливавшимся яркими красками осени. Дома располагались группами по периметру площади и в основном были обшиты белыми и черными дощечками. Некоторые крыши были крыты сланцевым шифером, остальные – красной черепицей. В центре площади стоял древний, исхлестанный дождями и обожженный солнцем крест, по бокам которого росли две гигантских березы с низко ниспадавшей массой тонких гибких ветвей. Их ярко-красные и оранжевые листья грудами лежали по всей площади.
Проходя мимо пекарни, сапожной мастерской, кузницы, бакалейной лавки, они болтали о пустяках: о любимых книгах и пьесах, о путешествиях Сэма. Так они незаметно забрели на мельницу, обходя по дороге лужи и грязь, а потом оказались у старой церкви Святой Марии, на северном конце деревни.
Уилемина увлеченно слушала морские рассказы Сэма, сознавая, что, хотя его завербовали силой и поначалу жизнь была пугающей и тяжкой, все же он сумел сделать блестящую для простого рыбака карьеру.
– Ты с таким удовольствием говоришь о своей службе, – заметила она, когда они гуляли по церковному двору, – но тебе наверняка пришлось нелегко. Постоянно жить в опасности!
– Да, бывали дни, когда очень хотелось очутиться на другом краю земли. Особенно когда одолевает болезнь или когда запасы еды и воды заканчиваются, и мы питаемся корабельными деликатесами, о которых тебе лучше не знать. Или во время сильного шторма, когда, кажется, тебя вот-вот смоет за борт и никто и никогда не найдет твое тело. Или в бою, когда от пушечной канонады потом часами звенит в ушах, а пороховой дым лезет в горло и душит тебя. Но по большей части на корабле я чувствовал себя как дома. Да, работа тяжела, и жизнь трудна, но я был счастлив.
