Мэгги Дэвис - Прелестная сумасбродка
Герцог налил себе еще кларета. Руки у него слегка дрожали: наверно, не стоило так много пить. Самое обидное, что от вина ему становилось только хуже. Теперь першило не только в горле, но и в груди.
— И не смотри на меня так, Айронфут! — проворчал он. — Неужели ты думаешь, что мы позволим отправить нашего боевого товарища на виселицу? Казнь назначена на субботу и состоится в тюремном дворе. Я три дня подряд бродил вокруг тюрьмы и заводил знакомства со стражей. Нашел нескольких человек, которых легко подкупить. Поверь, это было не так-то легко — судья Секвилл, хоть и дурак, догадался следить за каждым моим шагом!
Одним махом он опрокинул в себя бокал кларета и откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок.
— Теперь давай подумаем, кого отправить на дело. Ты, Мерс Коффин, Мортимер — если только тебе удастся оторвать его от жены и детишек…
Мрачная физиономия кучера осветилась улыбкой — словно солнышко выглянуло из-за туч.
— Об этом не беспокойтесь, командир, справлюсь! А вот вам лучше в Бристоле больше не появляться. Тамошние судьи знают, что вы были в городе и интересовались делом Ладберри — так что, если во время казни произойдет что-то непредвиденное… — Тут медвежеватый кучер хрипло рассмеялся. — А что-то произойдет, за это я ручаюсь! — подозрение сразу падет на вас. Так что, пока мы с Мерсом и Мортимером будем обделывать дельце в Бристоле, вы, ваша светлость, оставайтесь в Лондоне и почаще показывайтесь на всяких там балах и раутах — чтобы побольше народу могло подтвердить, что видели вас здесь.
Доминик подмигнул в ответ, хотя, сказать по правде, сейчас ему вовсе не хотелось на бал. Хотелось лечь в постель и не вставать дня два, а лучше три. Но он понимал, что Джек прав.
— Верно, Джек, — ответил он, — так я и сделаю. Однако вызволить Ладберри из темницы будет куда легче, чем посадить его на корабль, идущий в Сидней или в Бостон. В Англии или даже на континенте ему оставаться опасно. Война окончена, но наши старые враги еще живы, и я вовсе не хочу, чтобы Ладберри снова попал в переделку.
— Для Ориса самый страшный враг — бутылка, — согласился Джек. — Да, лучше ему будет уехать в Америку или в Австралию и начать там новую жизнь. Но, командир, что-то мне подсказывает, что капитан и матросы возьмут за свои услуги и за молчание побольше бристольских тюремщиков!
— Не сомневаюсь, — устало ответил герцог. — Зайди ко мне утром, Джек, я посмотрю, сколько золота осталось в сейфе. Придется платить наличными — ведь по банковским чекам полиция легко выйдет на меня.
Вошел Помфрет, чтобы унести пустую посуду. Вслед за ним ушел и Джек, в отличие от дворецкого он передвигался с шумом и топотом, а выходя из библиотеки, так хлопнул дверью, что, казалось, сотрясся весь дом.
Доминик откинулся в кресле-качалке, глядя усталыми, слезящимися глазами на языки пламени, пляшущие в камине.
Было уже поздно — должно быть, больше двенадцати. Пора спать… Но герцог не мог заставить себя встать с кресла.
Итак, думал он, Ладберри будет спасен — но спасен с помощью силы и хитрости, которым научились его люди на войне под командованием Веллингтона. План герцога не увенчался успехом.
Доминик понимал, что этого следовало ожидать, но на душе у него было очень и очень тоскливо.
За судьбу Ориса он не беспокоился: Мерс и Мортимер — лучшие солдаты в отряде, а о самом Джеке и говорить нечего. Ладберри в безопасности… Но кто поможет сотням и тысячам несчастных, которые, как и он, ежедневно становятся жертвами судебных ошибок?
Должно быть, он задремал и проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. Спросонья Доминик подумал, что это миссис Кодиган зашла проверить, убрал ли дворецкий посуду, или, может быть, кто-то из лакеев, привлеченный топотом Джека, решил узнать, что за шум…
Доминик открыл глаза и хотел заговорить — но в следующий миг язык его словно примерз к небу.
«Должно быть, все дело в выпивке, — думал он. — Я слишком много выпил, и теперь мне мерещится всякая чушь. А может быть, у меня началась лихорадка и я брежу наяву?»
По комнате, освещенной лишь слабым мерцающим светом углей в камине, бесшумно скользило привидение. Стройная легкая фигурка, облаченная во что-то длинное и белое, нерешительно остановилась посреди библиотеки, а затем направилась к мраморному столику с микроскопом.
Доминик отчаянно заморгал — и это помогло. Теперь он понял, что видит перед собой не гостью с того света, а всего лишь трижды проклятую девицу Фенвик, поклонницу Мэри Уоллстонкрафт.
И эта чума в женском обличье сейчас подбирается к его самому драгоценному достоянию!
— Не трогайте… — прохрипел Доминик.
Он хотел потребовать, чтобы девица немедленно отошла от микроскопа и никогда больше к нему не приближалась. Хотел добавить еще, что от женщин одни неприятности, а от ученых женщин в особенности. Хотел сказать еще много горьких, но справедливых слов… но из воспаленного горла его вырвалось только невразумительное сиплое карканье.
Девушка подпрыгнула от неожиданности, но в следующий миг обернулась к герцогу, радостно всплеснув руками. Лазурные глаза ее сияли восторгом, на губах играла такая счастливая улыбка, словно Мэри Фенвик встретилась с лучшим другом после долгой разлуки.
— Боже мой! — воскликнула она. — Это же микроскоп! Настоящий ахроматический микроскоп!
4.
— Эта болезнь, в обиходе называемая крупом, на самом деле представляет собой форму ларингита, — объяснял молодой доктор Реджинальд Пендрагон, склоняясь над герцогом и поднося к его рту деревянную медицинскую ложечку. — Ну-ка, Доминик, открой рот!
Больной что-то проворчал, но покорно подчинился.
— Неприятная штука, но не смертельная, — бодро продолжал доктор.
Герцог прохрипел что-то невнятное.
— Совершенно верно, старина, полная потеря голоса, — жизнерадостно откликнулся доктор. — Несколько дней тебе лучше молчать — незачем напрягать голосовые связки.
Осмотрев горло пациента, доктор отложил ложечку и тщательно вытер руки влажным полотенцем, которое уже держал наготове камердинер герцога Тимоти Краддлс.
Доктор Пендрагон был ровесником герцога, но выглядел гораздо моложе. Невысокий, стройный, с густыми «античными» кудрями и огромными задумчивыми глазами, он был настоящим красавцем в романтическом вкусе того времени. Трудно было поверить, что этот молодой человек служил в Испании военным врачом, и многие храбрые воины — в их числе и сам герцог — не без оснований считали, что обязаны ему жизнью.
Доктор Пендрагон окончил медицинскую школу при Эдинбургском университете, которая, по всеобщему мнению, выпускала лучших врачей в мире. Он был учен по новейшей методике и добрым старым названиям «ангина» или «круп» предпочитал новомодные «ларингиты» и «бронхиты».
