Дебора Мей - Ночная фиалка
— Вы склонны больше рассказывать о дамах из Сент-Дени, чем о собственной семье?
— Моя мать умерла, когда мне было три года. Мадемуазель Аделаида Дельфор из квартала Сент-Дени взяла меня на воспитание.
— Значит, вы родственница мадемуазель Дельфор? Может ли она дать вам рекомендацию?
— Мадемуазель Аделаида умерла год тому назад, — Виола чувствовала, что ее голос дрожит от волнения.
— Но вы — родственница семьи Дельфор? Вас удочерили?
— Нет… Меня просто взяли в дом.
Женщина теряла терпение.
— Я не могу считать все это внушающим доверие, мадемуазель Фламель. Может быть, вам лучше поискать такую работу, которая не требует рекомендаций? Вы не думали о работе на фабрике?
Виола стиснула руки в кружевных перчатках.
— Я бы предпочла что-либо более приличное, мадемуазель Каро.
— Это уж слишком, — вспыхнула женщина. — Вы думаете, что ваше воспитание ставит вас выше подобной работы?
— Я хочу заняться перепиской бумаг, — Виола постаралась произнести это твердым голосом.
— В таком случае вы должны представить мне убедительную рекомендацию о вашей благонадежности.
— Я понимаю.
— Кстати, а ваш отец?
Виола сидела молча, теряя последнюю надежду.
— Я правильно поняла, что Фламель — фамилия вашей матери?
— Не знаю… — голос девушки упал до шепота.
— Она не была замужем?
Виола молча кивнула головой. Мадемуазель Каро еще сильнее нахмурилась.
— Каков ваш теперешний адрес?
— Я живу в доме мадам Тибо, на улице Вожинас.
— Вожинас! — мадемуазель Каро захлопнула тетрадь и отложила перо. — Очень странно, мадемуазель Фламель, что вы, девушка, воспитанная в Сент-Дени, выбрали для себя восточный район Парижа с его ужасными жителями. Это все очень подозрительно. Но я не стану вам отказывать прямо сейчас. Когда вы вернетесь с рекомендацией, мы посмотрим, что можно сделать. Удобен ли вам для встречи следующий понедельник?
— Я надеюсь, что принесу письма еще раньше, — кивнула головой Виола.
— Чем скорее, тем лучше. Но имейте в виду — я лишь к понедельнику смогу выяснить, что лучше подойдет в этих странных обстоятельствах. Дверь закройте за собой тихо, пожалуйста. У меня ужасная головная боль.
У Виолы тоже разболелась голова. Она покинула агентство в мрачном настроении. Придется все же, наверно, рассказать правду дамам из Сент-Дени. Но если в рекомендацию придется включать строчку о том, что Виола не способна на убийство, то это вызовет разговор о кровожадных слугах, и тогда дамы начнут рассказывать друг другу ужасные истории о прошлом, о годах революции, когда на гильотине погибли многие аристократы, и палачами были люди из низшего сословия. Эти воспоминания, конечно же, вызовут у старушек слезы, и они очень не скоро смогут успокоиться и подписать нужные письма.
Но даже если Виоле повезет и она сумеет получить от них желанную бумагу, ей придется ждать еще неделю, чтобы узнать, сможет ли она получить работу! Девушка в мыслях пересчитала свои сбережения и мрачно направилась домой, как обычно, пешком.
Когда она добралась до своего района, было уже довольно темно. Ночной инспектор, направляющийся в здание полицейского участка, увидев девушку, остановился, чтобы поздороваться:
— Вы сегодня припозднились, мадемуазель. А вчера, я слышал — пришли довольно рано.
— Здравствуйте, инспектор Тобиас. Как ваши дела? У вас все в полном порядке, конечно?
— Конечно, мадемуазель, конечно.
Виола вежливо осведомилась о жене и детях инспектора и предложила Тобиасу переписать любимый рецепт мадемуазель Аделаиды по приготовлению паштета из телятины с шампиньонами.
— Сердечно благодарю, мадемуазель. Давайте зайдем в участок, и я запишу рецепт, если, конечно, вы не спешите.
Виола поднялась по каменным ступеням и вошла в служебное помещение через железную дверь, которую открыл для нее инспектор.
Здесь было довольно душно и темно, лишь возле двух огромных столов было светло от керосиновых ламп. В углу за решеткой на полу лежала женщина, что-то бормоча и сильно постанывая.
Виола решила, что неприлично разглядывать арестованную, и потому быстро прошла к столу. Инспектор Тобиас предложил ей присесть на длинную скамью и протянул книгу для записи. Девушка тут же принялась записывать обещанный рецепт и дружелюбно ответила на приветствие молодого полицейского. При ее появлении молодой мужчина начал как-то слишком старательно ворошить угли в камине, где над огнем был укреплен медный чайник.
Инспектор, взглянув на него, понимающе усмехнулся:
— Не стоит так усердствовать, малыш. Ты все равно не сумеешь заварить по-настоящему ароматный чай.
— Прошу прощения, господин инспектор.
Было видно, что помощник инспектора не знает, куда себя деть от смущения. Он засунул руки за ремень со сверкающей пряжкой и робко взглянул на Виолу.
Девушка отложила книгу.
— Позвольте мне заварить чай для вас, инспектор. Я умею.
— Буду вам благодарен, мадемуазель, — инспектор Тобиас с улыбкой коснулся своих усов. — Нет ничего лучше, чем забота женщины.
Виола подошла к камину и занялась чайником. Бросив осторожный взгляд в сторону камеры, она заметила, что арестованная глухо застонала и попыталась улечься поудобнее. Она тяжело перевернулась на спину, и Виола поняла, что женщина находится… в состоянии ожидания, как сказала бы мадемуазель Аделаида.
— О господи! — воскликнула девушка и оглянулась на полицейских.
Женщина дышала все тяжелее, выгибая спину, а инспектор, сообразив, что у них появилась проблема, принялся расспрашивать подчиненного:
— Жан, что это у нас здесь?
— Беспорядок, господин полицейский, — сержант смущенно откашлялся и бросил взгляд на Виолу. — Ее взяли еще в полдень. В приюте Сент-Вале. Она расцарапала лицо хозяйке.
Виола с удивлением заметила, что мужчины обменялись выразительными взглядами.
— Сент-Вале? — переспросила она. — На моей улице? Это там, где держат несчастных детей-сирот?
— Несчастные дети, — горько заметил инспектор. — Да, вы правы, мадемуазель.
Заключенная вновь застонала. Виола с тревогой принялась ее рассматривать и неожиданно поняла, что это совсем юная девушка.
— Вероятно… я считаю… — Виола не решалась высказать свое мнение, но арестованная застонала громче. — Следует вызвать врача.
— Врача? — инспектор уставился на девушку. — Вы считаете, помоги нам бог, что она собирается…
Арестованная прервала его размышления стоном, переходящим на визг, затем внезапно последовал поток нечестивых слов.
