Лаура Паркер - Отвергнутая
Он скептически посмотрел на нее, но сказал только:
— Значит, я ошибся. Наверное, вам что-то попало в глаз. Позвольте мне посмотреть.
— В этом нет необходимости, — сказала она, быстро придя в себя.
— А я настаиваю. — Он загородил ей путь к двери. — Я умею это делать и не причиню вам вреда. — Он слегка приподнял ее подбородок своим указательным пальцем. — Подойдите-ка сюда, повернитесь к свету. Вот так-то лучше.
Он склонился над ней, и Филадельфия забыла о сопротивлении. Его бронзовое, неправдоподобно красивое лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица. Его темные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, смотрели в ее глаза, и она подумала, действительно ли его взор проникает в глубину его души, как это ей кажется.
— Да, вот здесь какая-то болезненная точка, — сказала она.
Она чувствовала, какой он сильный, когда он нежно вытирал следы слез с ее щек своим носовым платком. Она ощущала его уверенность, когда он улыбнулся и его широко расставленные глаза сузились от удовольствия.
— Вы должны быть в будущем осторожны, чтобы ничто не попало в ваши красивые янтарные глаза.
— Благодарю вас, — и отошла в дальний угол комнаты, потому что, когда она стояла рядом с ним, ей словно не хватало воздуха. Тут она вспомнила про вопрос, который ей следовало задать ему сразу же. — Что вы здесь делаете?
— Жду вас.
— Вы знаете, что я имею в виду.
— Конечно. Я постучал. Никто не ответил. Я вошел. В комнате никого не было. Я стал ждать.
— Я обедала внизу. Вы не должны входить в мою комнату без разрешения.
— Вы правы, — сразу же согласился он. — Я не мог бы войти, если бы вы заперли дверь, — сказал он, нахмурившись. — Вы не привыкли смотреть за собой, сеньорита, поэтому я предупреждаю вас, чтобы вы в будущем не оставляли дверь незапертой. Ваш следующий гость может оказаться не таким доброжелательным, как я.
«Слабое утешение», — подумала Филадельфия. Он отнюдь не выглядел безобидным со своим высокомерием и претензиями. На этот раз он был одет в сюртук с бархатным воротником и атласными лацканами. Однако тщательный покрой его костюма, обративший на себя ее внимание, был явно не американский. Она заметила и другие детали, выдающие в нем иностранца. Пуговицы на его белом шелковом жилете и на сорочке были не из жемчуга, а бриллиантовые. Вместо стоячего круглого воротничка он носил белый шейный платок, закрепленный застежкой с сапфиром и бриллиантами. Контраст между белой тканью и его смуглой кожей невольно притягивал взгляд и подчеркивал его необычный профиль и гипнотические глаза. Чтобы нарушить неловкое молчание, она заметила:
— Вы любопытный человек.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Разве?
— Странный и необычный.
Он словно взвешивал ее слова, прежде чем ответить.
— Я бы предпочел, чтобы вы нашли меня привлекательным.
Она отвела глаза. Он заигрывал с ней, и Филадельфия с самого начала была в этом уверена. Гарри никогда этого не делал — он был слишком серьезен. А этот мужчина с улыбкой, преображающей все его существо, явно радовался жизни. Ну, с ней это не пройдет. Она не хочет заводить флирт, и, уж конечно, не с ним.
— Мне кажется, я спрашивала вас, зачем вы пришли.
Он жестом пригласил ее сесть.
— Я здесь, чтобы показать вам некоторые вещи, которые избавят вас от подозрений в отношении моих намерений.
— Я уже говорила, что меня не интересует ваше предложение, — ответила она. — И вообще, я не привыкла принимать незнакомых мужчин в своей квартире.
Он разочарованно посмотрел на нее.
— Неужели мы должны терять время на проявление ложной скромности? Я не намерен посягать на ваше целомудрие. — Он рассмеялся, увидев, как она чуть не задохнулась от негодования. — Вы, оказывается, активнее реагируете на оскорбления, чем на лесть, — это любопытно.
Она решила, что единственный способ избавиться от него, это выслушать его.
— У вас есть пять минут, сеньор Таварес.
Она не замечала футляров для драгоценностей, лежавших на ее кровати, пока он не взял один из них. Вернувшись к ней, он отпер замочек и открыл крышку.
Филадельфия охнула. Она в своей жизни видела много прекрасных вещей — у ее отца их было немало, — но никогда не видела такого эффектного ожерелья: тяжелые грубые золотые медальоны, украшенные чеканкой, которая показалась ей языческой. В центр каждого из них был вставлен топаз размером с ноготь ее большого пальца, но и это было не все — с каждого медальона свешивался золотой ромб. И в центре каждого сиял крупный аметист. И с каждого ромба свешивалась золотая капля, в которую был вкраплен рубин. Филадельфия в изумлении смотрела на ожерелье.
— Ну как?
— Невероятно красиво. — Она подняла на него глаза. — Это ваше?
Он не ответил, только улыбнулся, закрыв футляр.
— Вероятно, следует показать вам еще кое-что. — Он прошел к кровати и вернулся с длинным плоским футляром. Когда он открыл футляр, Филадельфия думала, что знает, чего ожидать, но она ошиблась.
На подушечке из белого шелка лежало золотое колье в испанском стиле шириной в полтора дюйма. По всей его длине была расположена дюжина драгоценных каменьев, сверкавших, как бриллианты, цвета, похожего на яйца дрозда.
— Что это за камни?
— Голубые топазы, — ответил он и улыбнулся, когда она потрогала пальцем один из камней. — Они напоминают мне летний день, когда земля дышит жаром, солнечные лучи заставляют вас зажмуриться, а небо холодное и голубое.
— Они из ваших копей?
Он опять ничего не ответил, вынул колье из футляра и приложил к ее шее. Одобрительно кивнув, сказал:
— Да, вы предназначены для того, чтобы носить это колье.
Он застегнул замочек и поднес ручное зеркало, лежавшее поблизости.
Филадельфия посмотрелась в него. Даже при слабом освещении голубые топазы светились лазоревым огнем.
— Ожерелье прекрасно. Не могу представить себе что-либо более изысканное.
— Конечно можете, — отозвался он. — У вас есть дар делать невозможное возможным. Все, что вам нужно сделать, это вообразить.
Филадельфия повернулась к нему, ее глаза внезапно затуманились.
— Хотелось бы, чтобы это было правдой.
Выражение его лица смягчилось, но взгляд был почти непроницаем.
— А чего бы вам хотелось? Новых туалетов? Денег? Драгоценностей?
Филадельфия отвела глаза.
— Я хочу одного — доказать невиновность моего отца, — медленно произнесла она. — Но прежде я хотела бы найти способ вернуть все деньги до единого цента, в краже которых его обвиняют, чтобы, когда правда обнаружится, его кредиторы поперхнулись бы ими.
